Соло хором. Виктор Михайлович Брусницин

чистила зубы. Лицо в зеркале молчало, какой-то посторонний человек. Однако разлепились губы, побежала клейкая стрелка. Юля помигала, скорчила рожу – черт, как ни притворяйся, а прелесть девка. Я этих уродов… Кого? – Всех. Блин, хорошо жить… Зажурчала вода из чайника – замечательно. Ткнулась в стекло кухонного окна, привычно лежала лента улицы. Проскользнула матовая, игрушечная ауди – ведь сидит же какая-то мудёшка. Погоди у меня. Очаровательно пестрел павшим листом газон, из окна урчало, сочилась вялая свежесть. Подняла голову – ласково улыбалось хмурое небо. Не вытертая капелька просочилась меж ресниц, замешала. Юля сомкнула веки, нежно их тронула, ладонь затем опустилась, легла на щеку – кожа была нежной и доступной. Господи, какое волшебство. Кто-то будет пить это чудо, и вывернет тело, забыв о долге и остальном… Крякнул рядом попугай. Девочка прильнула к клетке, просунула палец. «Леша, Лешечка». Отщипнула от яблока, вставила ладошку, птица размашисто кивнула, судорожно мотнула головой. «Лешка, леший» – любовно укорила хозяйка. Взор, не видя, потек мимо… Черт, стрём в старой куртке идти – отец за несуразное поведение в новье отказал. Он, само собой, поплывет, но недельку придется терпеть. Еще Трипперная Венера наверняка спросит – неминуемо кол. Да и болт на нее. Зато есть Дашечкин-вкуснятка. Господи, сколько в жизни предстоит, и все мое! Чё-та как-то мало в ней, какая-то она не размашистая.

      И вообще, Славку она правильно два года назад оприходовала. Нормально получилось, чувствительно. Это неплохо, когда ты, а не тебя. А как он потом горд был, как важен. До боли было восхитительно смотреть на мужскую глупость. «Ты, Лямин, забудь истекшую жизненную подробность», – за такие слова можно пожертвовать. Как корчился, как сладко и мучительно было смотреть на погибающего человека. Оправился, надо отдать должное, даже по чушке залепил разок. Как взрослый – это ли не чудо. Еще раз уступила по случаю. И обратно – отвали. Доставал, понятно, пришлось брату сказать. Миха кулаком тому сопатку курносил, суровым тоном вразумлял… А нефиг!.. Нда, в школу идти, трусы протирать – на кой. Ну да так устроено.

      В комнате находились: родители Даши, чуть сивый, худой, стильно одетый и суетливый дядя Женя, противоположный Олег Иванович, Даша и Юля. Стол был уставлен. Мама Тоня мельтешила в кухню и обратно, меняя блюда и посуду. Традиционно вел посиделку дядя Женя:

      – Бизнес, политика – это организация, по гамбургскому счету, спекуляция. Даже писательство… Музыка, ну, может, еще поэзия – вот творчество. Ибо они телесны, бездумны. Полагаю, тебе это трудно понять. По крайней мере, мне. Это я для вящей убедительности.

      Обращался к Даше, а говорил, вне сомненья, папе Юре. Потому добавлял:

      – Проблема в свободе, а сие мечта и выбор. Выбор именно предопределен умением мечтать. Но не каждый разберет разницу между мечтой и целью. Отсюда возникает феномен овладения. Власть. Музыка – то из вещей, что решает проблему, ибо только здесь можно создавать, а не выбирать.

      Дядя Женя стоял подле открытой двери на балкон, курил в нее трубку, излагал:

      – На живот я рэпистую трескотню не приемлю, но разумением снисхожу. Я, Дашка,