По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918. Я. Е. Мартышевский

вам торопиться, поручик, поверьте мне, окопы еще успеют вам надоесть, лучше воспользуйтесь случаем и отдохните у нас день-другой. По вашему лицу видно, что вы не вполне оправились от своей раны.

      На эти слова я только замахал руками и просил его дать мне подводу

      – Ну, что с вами поделаешь… – с ласковой улыбкой проговорил капитан Козлов и отдал своему денщику приказание, чтобы подали подводу

      Когда подвода прибыла, Франц уложил наши вещи. Я тепло простился с капитаном Козловым и штабс-капитаном Кравченко. Подвода тронулась. Погода стояла ясная, солнечная. Мы ехали по шоссе. В отдалении среди пожелтевших полей чернели деревни, кое-где неподвижной стеной темнели леса, за которыми, казалось, притаился страшный зверь, издававший временами глухой, сдавленный рев, разносившийся вокруг как грозное эхо.

      Внезапно среди этих громовых перекатов моего слуха коснулся характерный звук аэроплана, очень похожий на звук летящего майского жука. Я с любопытством уставился на небо и после долгих усилий различил, наконец, в синеве небес аэроплан, который летел так высоко, что казался маленькой птичкой, затерявшейся в беспредельной лазури неба. Судя по форме, аэроплан был австрийский. Мы все трое с любопытством следили за его полетом, пока он не скрылся вскоре с наших глаз.

      – У вас часто аэропланы летают? – спросил я нашего кучера.

      – Так точно, ваше благородие, кажинный день, чуть только ясный денек, так их сразу другой раз штук пять летит, что осы… Спустятся пониже около какой-нибудь деревни, где заприметит наших солдат али обозы, и как зачнет кидать бонбы, столько беды наделает… Пули ён не боится, бывает, летит низко, чуть рукой не достать, по ём залопом кроют, а ён хоть бы что… Скинет штуки четыре бонбы, побьет лошадей али людей, зажгет деревню и подался вверх, а тут хочь стреляй, хочь не стреляй, все одно – улетит. Вот кабы наши еропланы ему пересекали бы дорогу, а то наших не видать. Може, у нас и нету этих самых еропланов. Известное дело, немец всякую штуку выдумает… – При этих словах кучер как бы от невольной досады хлестнул по лошадям. – А ну, поше-е-ел!

      Я злобно взглянул вслед скрывшемуся неуязвимому воздушному врагу и погрузился в свои мысли. Чем больше мы подвигались к фронту, тем слышнее становилась канонада. Изредка среди громовых раскатов резко выделялись отдельные мощные удары, от которых, казалось, содрогалась земля. Это рвались тяжелые снаряды – «чемоданы», как метко прозвали их солдаты еще в начале войны.

      Близость фронта чувствовалось во всем. Часто попадались обозные повозки; то вперед, то назад сновали конные ординарцы, изредка встречались санитарные двуколки, покрытые со всех сторон брезентом, увозившие тяжелораненых в глубокий тыл.

      Было около полудня, когда мы подъехали к небольшой деревушке, где стоял обоз первого разряда нашего полка. Наш кучер уже не раз бывал здесь, поэтому мы прямо остановились около одной халупки, в которой жил командир обоза прапорщик запаса, очень полный, раньше времени