Тайны Торнвуда. Анна Ромеро

по правде, Одри, я в таком же недоумении по поводу всего этого, как и вы.

      Я почувствовала, что наша беседа иссякла. Я-то уж точно чувствовала себя изможденной и опустошенной. Подойдя к сидевшей у стола Кори, я увидела, как она бледна, и подумала, что и она чувствует себя так же. Мы достигли своего рода узкого места – без настоящих ответов мы можем опираться только на догадки и размышления.

      Кори сняла иглу со старой пластинки, оборвав стоны баритона.

      – Идемте, – сказала она, подтолкнув мою руку и устремляясь к двери. – Не знаю, как у вас, а у меня в горле пересохло. Может, выпьем по-быстрому пива?

      – В другой раз. Скоро закончатся занятия, Бронвен будет переживать, если я опоздаю.

      Вслед за Кори я вышла на улицу, подождала, пока она запрет дверь конторы. Порыв сухого ветра взметнул ее волосы, концы прядей скользнули по моей голой руке. Пока мы шли по бетонной дорожке к парковке, я думала о том, что теперь всегда запах дизельного топлива будет наводить меня на мысль о Кори.

      – Ну вот, – вздохнула она, – мне еще нужно сменить масло и разобраться с треснувшим цилиндром. Думаю, я подожду новой встречи с вами до субботы.

      Упоминание о нашем грядущем пикнике подбодрило меня.

      – Весело будет… Девочки смогут побегать по саду, а мы дадим отдых ногам и насладимся бутылочкой-другой пива. Вы когда-нибудь наблюдали закат с веранды?

      – Если память мне не изменяет, он очень живописен. Можем поставить для себя пару шезлонгов, как делали мы с Глендой, когда были детьми. Поворчим о Тони, устроим отличный вечер.

      – Звучит захватывающе.

      Кори улыбнулась.

      – Отлично, подруга. Тогда до встречи.

* * *

      За те четверть часа, которые понадобились мне на возвращение в город, солнце зашло за тучи и небо нахмурилось. Скоро уже тень укрыла деревья вдоль дороги, а когда я остановилась перед воротами школы, на горизонте засверкали молнии.

      Я заторопилась через школьный двор, пробегая взглядом по немногим оставшимся ученикам, которые толклись в квадрате двора, и высматривая светлую голову своей дочери. Заметить Бронвен труда не составило: возвышаясь над большинством других детей, она прислонилась, сгорбившись, к стене здания администрации, стараясь поместиться в лоскутке светотени. К моему удивлению, она была не одна.

      С ней стоял мужчина, учитель, предположила я. Он что-то объяснял, жестикулируя, а Бронвен и другая девочка внимательно наблюдали. Еще не подойдя, я узнала его. Волосы он причесал – если можно так выразиться – и надел чистую футболку и джинсы; но вокруг себя он распространял ту же ауру необузданности, которую я уловила этим утром во дворе у Хоба Миллера.

      Когда я подошла, на меня взглянули две пары глаз – сапфировые Бронвен и темные, почти черные, ее юной компаньонки. Глухонемому мужчине потребовалось на секунду больше, чтобы уловить мое присутствие, и когда он обернулся ко мне, я приготовилась к раздраженному сердитому взгляду, которым он одарил меня утром.