К берегам Тигра. Хаджи-Мурат Магометович Мугуев

жизнь в гарнизонах тянувшего лямку. Генералу этому плевать на сиятельное родство и титулы его вольноперов. Вот идет как-то командир через двор, а навстречу ему Олсуфьев – службы графчик не знал, строя не любил, нас, простых смертных, чурался – и небрежно этак прошел мимо командира. Тот кричит:

      «Кто таков?»

      «Граф Олсуфьев», – отвечает фендрик и этак изящно приподымает фуражку.

      «Граф?.. Я тебе покажу графа! Отчего честь не отдал? Отчего во фронт не стал?»

      «Не заметил, – говорит, – ваше превосходительство, а к тому же прошу не кричать на меня и не „тыкать”, меня это нервирует».

      «Нервирует? А ну, вахмистр, в карцер этого неврастеника на десять суток! Я ему там нервы повылечу».

      «Ваше превосходительство, я, – говорит фендрик, – в Петербург на вас князю Гагарину и генералу Куропаткину жаловаться буду».

      Как затопает на него старик.

      «Ах ты, – кричит, – штафирка! Жаловаться тетушкам да бабушкам на меня будешь?! На двадцать суток его, каналью! Да чтобы каждый день в строю был, а потом – в карцер!»

      Отсидел наш графчик двадцать суток, вышел из карцера бледный, напуганный, похудевший и к нам вдруг проникся симпатиями, не отходит от вольноперов. Только на второй день угораздило его опять на глаза командиру попасться. Остановился он, смотрит на генерала и опять не отдает ему чести. Рассвирепел тот, побагровел весь:

      «Вы это что, бунтова-а-ать? Издеваться над начальством? Упеку под суд! Поч-че-му не отдаешь чести?»

      «Извините, ваше превосходительство, – совсем оторопев, говорит графчик. – Я думал, что мы с вами в ссоре!»

      Тут уж и генерал растерялся. Поглядел-поглядел в невинные глаза Олсуфьева, плюнул:

      «Ну и дура-ак! Откомандировать это чучело из полка куда угодно!»

      Мы весело смеемся. Особенно нравится рассказ Зуеву.

      – Хороший анекдот, – заливаясь смехом, говорит он, – надо запомнить.

      – Нет, господа, к сожалению, не анекдот, – вздохнув, продолжает Гамалий. – Вы видели сегодня возле командира корпуса высокого гвардейского полковника с пышными усами и «Владимиром» на груди?

      – Того, что пел французскую шансонетку? – спрашиваю я.

      Гамалий молча кивает головой.

      – Так вот он сам, своей персоной, и есть полковник граф Алексис Олсуфьев, – медленно говорит Гамалий.

      Зуев негодующе откидывается назад.

      – Видно, тетушка продолжает ворожить ему. Полковник! – с непередаваемым презрением заканчивает Гамалий.

      Нашу беседу прерывает конный драгун, прибывший из штаба.

      – Вашскобродье! – щелкая шпорами и четко отдавая честь, докладывает он. – Их превосходительство генерал-майор фон Эрн требуют вас со старшим офицером к себе.

      – Сейчас будем, – вставая, говорит есаул.

      Драгун исчезает, и кованые копыта его коня стучат за палаткой.

      Мы спешим в штаб.

      – Видите этот зигзаг? Это караванная тропа, ведущая в ущелье Алдун. Отсюда тянутся еще две дороги. На этой карте их нет,