Шарлотта. Последняя любовь Генриха IV. Жорж Вотье

по комнате, опять сел на стул верхом, опять прокашлялся и решился наконец заговорить.

      – Любите вы охоту?

      Молодая женщина посмотрела на него с глубоким изумлением.

      – Люблю ли я охоту!.. Нет, я охоты не люблю, – ответила она очень сухо.

      – Это жаль!

      – А, вы находите?

      – Да, потому что я ее обожаю, и мы могли бы вместе… Тише, Пирам! Итак, решительно вы не любите охоты?

      – Я уже вам сказала.

      – Вы полюбите.

      – Не думаю.

      – Вы увидите.

      Принцесса не отвечала, а принц принялся свистеть с видом глубокого равнодушия.

      Издали все слышались деревенский оркестр и голоса танцующих, кричавшие:

      – Да здравствует коннетабль! Да здравствуют новобрачные!

      Принцесса решилась наконец прервать молчание:

      – Вы слышите крики этих добрых людей? Они веселятся.

      – Они очень счастливы.

      – Как вы говорите это! Вам так скучно возле меня.

      – Разве я это сказал?

      – Нет. Но я думала, слыша вас… видя…

      – Не могу вам сказать, что вся эта церемония показалась мне весела и что я не был бы довольнее прогулкой по лесу. Я даже целый день был разлучен с этими бедными собаками.

      – Вы очень их любите. Вы постоянно занимаетесь ими.

      – Это мои единственные друзья.

      – Но знаете ли, что я могу к ним ревновать?

      – Ревновать к моим собакам?

      – Вы сохраняете для них всю вашу любезность.

      – О, вы должны были уже видеть, что я вовсе не любезен.

      – Не могу скрыть, что я приметила это.

      – Что же делать? Я не понимаю изящного обращения. У меня ведь нет наклонности к этому.

      – Я уверена, что вы клевещете на себя. Вы составляете себе очень дурную репутацию. Меня ведь хотели уверить, что вы ненавидите женщин.

      – А, вам сказали это?

      – Да… Тогда я заступилась за вас; я сказала, что это неправда.

      Она остановилась, жеманясь, как бы поощряя принца продолжать ее фразу. Но он не тронулся с места и, кончив начатую охотничью арию, спокойно отвечал:

      – Я не имею к ним ненависти…

      – Вы оказываете им большую честь. А можно узнать, вы уважаете их?

      – Но… это довольно трудно решить. Я к ним равнодушен…

      – Это довольно лестно для меня.

      – О! Я говорил не о всех.

      Принцесса сделала движение к нему, но он не приметил; он уже отвернулся и ласкал Пирама, сдерживая зевоту.

      Это положение становилось тягостным; надо было выйти из него во что бы то ни стало, но каким образом? Юная девушка уже три месяца употребляла все свое кокетство, чтобы добиться от жениха взгляда, слова, чего-нибудь, что могло бы показать ей, что она любима.

      Эта угрюмая физиономия пугала ее. Она часто жалобно вздыхала при воспоминании о блестящем Бассомпьере, которого ей сначала приказали любить, а потом забыть, при воспоминании о старом короле, сильный восторг которого не укрылся от нее и который, несмотря на свою седую бороду, умел еще любить.

      Ее утешили, ей возвратили