Радость поутру. Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник). Пелам Гренвилл Вудхаус

простую и несложную роль?

      – Совершенно верно.

      – И это говорит Берти Вустер?

      – Он самый.

      – Тот Берти Вустер, с которым я вместе учился в школе?

      – Да.

      Он с присвистом набрал полную грудь воздуха:

      – Ну, знаешь, если бы мне кто-нибудь сказал, что так будет, я бы не поверил. Я бы, смеясь, отмахнулся. Чтобы Берти Вустер меня подвел? Да никогда в жизни. Кто угодно, но не Берти, который не только учился вместе со мною, но еще и в данную минуту вот-вот лопнет от щедрот моего стола.

      Это был чувствительный удар. Не то чтобы я вправду лопался от его угощения, не так чтобы уж совсем до отвала он меня угостил, но тут с ним нельзя было не согласиться. Я даже чуть было не дрогнул перед таким доводом. Но тут же подумал про то, как дядя Перси будет дрожать, съежившись от страха в кресле, – это он-то будет дрожать? – и твердость ко мне вернулась.

      – Очень сожалею, Боко.

      – Я тоже. Сожалею и разочарован. Я бы сказал, сердце мое сжимается от грусти. Ну что ж, придется, как видно, пойти и принести дурную весть Нобби. Господи, как она будет плакать!

      Я ощутил угрызение совести.

      – Я не хочу, чтобы Нобби из-за меня плакала.

      – А она будет. Ведро слез прольет.

      Боко растаял во мраке, укоризненно вздыхая, а я остался один в обществе звезд.

      Я стоял и разглядывал их, удивляясь, почему это Дживс решил, будто они вторят юнооким херувимам, я лично ничего такого не замечал, как вдруг они слились воедино, словно фирмы дяди Перси и Дж. Чичестера Устрицы, и превратились в яркую вспышку пламени.

      Чья-то таинственная рука, незаметно подкравшаяся сзади, со всей силой шмякнула меня по затылку неким тупым инструментом, и я, громко охнув, рухнул на землю.

      Глава 17

      Я приподнялся и сел, потирая ушиб, и тут у меня над самым ухом раздался писклявый голос. Смотрю, рядом со мной, поглядывая на меня с сочувствием или со злорадством, в темноте не разберешь, наблюдается чертов Эдвин.

      – Ух ты! – заявляет он. – Это ты, Берти?

      – Еще бы, – отвечаю я суровее обычного. И без того в жизни полно неприятностей, а тут еще бойскауты бьют людей по затылку; так что я разозлился. – В чем дело? За каким чертом ты, отвратительное насекомое, шмякнул меня дубиной по голове?

      – Я не дубиной. Это скаутский стек, вроде хоккейной клюшки. Очень полезная вещь.

      – Когда надо кому-нибудь съездить по голове?

      – Конечно! Больно было?

      – Официально заявляю, что было больно, и даже очень.

      – Ух ты! Извини. Я принял тебя за грабителя. Тут в саду где-то прячется грабитель, я слышал, как он возился у меня под окном. Говорю ему: «Кто там?» – а он шасть – и пропал в темноте, изрыгая страшные ругательства. Да, что-то мне сегодня не везет. До тебя я уже один раз ошибся, думал, грабитель, а оказался мой папа.

      – Твой папа?

      – Ну да. Откуда мне было знать, что это он? Я и не предполагал, что он бродит в саду по ночам. Вижу, кто-то смутный пригнулся к земле, словно изготовился к прыжку, ну, я подкрался сзади и…

      – Ты что, съездил ему?

      – Да. Хорошенько съездил.

      Должен