Литейный мост. Сюзанна Кулешова

в коридор. – Ты даже не выслушал ее!

      – Нечего слушать, – ответил Игорь уже из прихожей.

      – Игорь, подожди меня. – Нюша подхватила сумку и быстро направилась к дверям.

      – Ребята, ну дайте хотя бы пару минут! – в голосе Феди звучало отчаяние.

      Обычно ее сначала выслушивали, а потом спорили, не соглашались, даже высмеивали или, наоборот, загорались ее идеями и развивали их, превращая иногда основную мысль в прямо противоположную. Но это было интересно и говорило о том, что все они друзья и по большому счету заодно.

      – Знаешь, Федя… – Катя Сокольская подошла совсем близко и положила руку на плечо одноклассницы. – Тебе нужно чуть-чуть повзрослеть. True-патриотизм вот такой – для маленьких. В начальной школе проходят. Кирилл, проводи меня, а потом успокой свою малышку.

      Это был удар ниже пояса: до сих пор ребята никогда не намекали на возраст Феди. Но это полбеды. Катя осмелилась вторгнуться в личные отношения, давая понять, что ей очень много известно.

      Федя стояла посреди комнаты замерев, не понимая пока или не желая понимать, что происходит. Слышала смешки и какие-то шутки по поводу их скоротечного собрания, что Федя побила рекорд выступлений, видела, как ребята засобирались, стали выходить из комнаты, огибая Федю, словно мебель. Она посмотрела в распахнутую дверь, в коридор, ведущий в прихожую, на то, как Кирилл пожимает руки уходящим и смущенно улыбается им.

      Наконец он вернулся в кабинет.

      – Ну не вышло пока, – пожал он плечами. – Да что ты стоишь? Садись. Знаешь, ведь это их дело.

      Она молча смотрела на него, и он, чувствуя себя виноватым, пытался как-то сгладить произошедшее:

      – Расслабься. Забей. Ты не можешь без Питера, а они не могут в Питере. Это ты, а то они. Свобода выбора, в конце концов. И правда, ты же не знаешь, что ты будешь думать по этому поводу через год.

      – Что? – Федя словно не расслышала его последних слов.

      И он решил их не повторять, а как-то сменить тему:

      – Ну Федь, брось. Может, они не готовы, я не знаю…

      – Ты говорил – индиго, – наконец произнесла она. – Но они ничего не чувствуют. Абсолютно. Они такие же, как взрослые, которых они не любят, даже презирают. Разве они знают точно, как там и как здесь. Они повторяют чужие слова, думают чужие мысли, хотят прожить чужие жизни!

      Кирилл подошел к ней и попытался взять ее за руку, но она резко отшатнулась.

      – Не трогай меня! Не прикасайся ко мне никогда, слышишь! Ведь ты с ними заодно! Ведь ты все равно собираешься отваливать! Ведь собираешься, да?

      – Это возможно, – строго сказал Кирилл. – Я решу через год и тебе советую подумать.

      – Через год? – Федя уже ревела и даже не пыталась этого скрыть, она размазывала слезы по щекам и кричала: – Ты через год решишь, предавать ли город, который рассчитывает на тебя, на твои мозги, твою энергию, твою совесть! Да, совесть! Вы все так ненавидите это пафосное слово! А мне оно нравится, представляешь? И я уже решила, что лучше погибну здесь на баррикадах, как ты сказал, потому что там я просто погибну как личность, как индиго.

      Она