Литейный мост. Сюзанна Кулешова

Умница! – закричала она. – Спасибо! Большое спасибо! Как просто! Как это просто про постоялый двор!

      Она закрыла томик и прижалась к нему лбом.

      – Я тебя обязательно прочту. Обязательно! Постоялый двор: и Питер, и вся Россия, и жизнь. Спасибо!

      Температура больше не поднималась, и на следующий день Федя с удовольствием отправилась в школу.

      Ей очень хотелось видеть Кирилла, поделиться с ним новой идеей. Точнее, еще не идеей даже, а мыслью, что идея нужна непременно и немедленно. Но друг на переменах словно избегал встреч. Он подошел к Феде после уроков, когда она в рекреации второго этажа изучала расписание занятий на завтра. Там были изменения: вместо двух французских стояли две латыни, к ужасу и неудовольствию гимназистов.

      – Ты чего два дня отсутствовала? Болела? – начал он разговор словно бы непринужденно, но в его голосе чувствовалось напряжение.

      – Ерунда. ОРВИ. Все быстро прошло. Слушай…

      – Подожди, – перебил он, – я это… Я все наврал про отца. Не верь этому. Никто с собой не кончал. Забудь.

      Федя не поняла его, не знала, чему верить: тому отчаянному звонку или теперешнему страху.

      – Я никому не скажу, – прошептала она.

      – Не было ничего, – повторил Кирилл, подняв вверх указательный палец.

      Этот жест друга, знакомый уже девять лет, всегда смешил ее: Кирилл казался чересчур важным и солидным, хотя был испуганным или взволнованным. А сейчас это рассердило ее.

      – Что? Испугался, что правду сказал? Если хочешь вычеркнуть его из своей жизни, вычеркивай! А как же: сын за отца? Да, и никого не подпускай к себе, кроме своих комплексов, дурак!

      Кирилл словно окаменел от ее жесткого тона, и она пожалела о своих словах:

      – Прости. Мы же друзья. Я думала, мы доверяем друг другу. Полностью. А ты… Зачем? Я бы даже не напомнила тебе никогда, раз ты просил не говорить об этом.

      – Просто… Просто на самом деле мне нужно говорить об этом! – выпалил Кирилл, и в его глазах появились слезы. – А нельзя. Это великая семейная тайна.

      Федя не знала, что ответить, и молча уставилась на друга. В этот момент она ни о чем не думала, просто превратилась в статую. Вроде аллегории ожидания, которую можно было выставить в Летнем саду. Кирилл ей так и сказал, и их разобрал смех. Такой, какой появляется неизвестно откуда, когда на душе скребут кошки, а тебе и больно, и щекотно, и ты ничего не можешь поделать и хохочешь до слёз, до удушья.

      – То, что его вылечили, это правда, – вдруг резко сказал Кирилл.

      Но Федя все еще продолжала глупо хихикать, кривя губы и сильно вытирая глаза кулаком, словно это могло помочь успокоиться. Кирилл понимал и не обращал внимания на ее попытки унять истерику – скоро закончится. Он продолжил:

      – Когда вернулись в Питер, отец даже дело свое начал. Компы из-за бугра возить. Но какой он бизнесмен?! Он вообще обманывать не умел. «Ничего личного – бизнес» – это не про него. Как – ничего личного? Он привык в своем институте,