Волхв. Джон Фаулз

что я его невеста. Ничего похожего. – Быстрый взгляд. – Полная свобода рук.

      Кого она имела в виду: меня или своего жениха? И что для нее эта свобода – маска? символ веры?

      – Где ты работаешь?

      – Когда как. В основном сфера обслуживания.

      – В гостинице?

      – Не только. – Поморщилась. – Меня тут берут в стюардессы. Потому я и ездила во Францию и Испанию – практиковаться в языке.

      – Сходим куда-нибудь завтра?

      На дверной косяк навалился амбал австралиец, лет за тридцать.

      – Да ладно, Чарли! – крикнула она. – Он просто уступил мне ванну. Успокойся.

      Медленно кивнув, Чарли погрозил заскорузлым пальцем. Принял вертикальное положение и, пошатываясь, скрылся.

      – До чего мил.

      Она разглядывала ладонь.

      – Ты вот сидел два с половиной года в японском лагере для военнопленных?

      – Нет. С какой стати?

      – Чарли сидел.

      – Бедный Чарли.

      Мы помолчали.

      – Пускай австралийцы жлобы, зато англичане – пижоны.

      – Ты не…

      – Я над ним издеваюсь, потому что он влюблен в меня, и ему это приятно. Но другим запрещаю издеваться над ним. В моем присутствии.

      Опять молчание.

      – Прости.

      – Ладно, проехали.

      – Так ты ничего не сказала про завтра.

      – А ты ничего не сказал про себя.

      Постепенно, хоть я и обиделся на преподанный мне урок терпимости, она заставила меня разговориться: задавала прямые вопросы, а мои попытки отделаться пустыми фразами пресекала. Я рассказал, что значит быть генеральским сынком, рассказал об одиночестве – на сей раз гонясь не столько за тем, чтобы произвести впечатление, сколько за тем, чтобы объяснить подоходчивей. Мне открылось, во-первых, что за бесцеремонностью Алисон – знание мужской души, дар виртуозного льстеца и дипломата, и, во-вторых, что ее очарование складывается из прямоты характера и веры в совершенство собственного тела, в неотразимость своей красоты. Порой в ней проявлялось нечто антианглийское – достоверное, истовое, неподдельно участливое. Наконец я умолк. Я чувствовал, что она наблюдает за мной. Выждал мгновение и посмотрел. Спокойное, задумчивое лицо: ее словно подменили.

      – Алисон, ты мне нравишься.

      – И ты мне, наверное. У тебя красивые губы. Для пижона.

      – Ни разу не был знаком с девушкой из Австралии.

      – Англик ты мой.

      Осталась гореть лишь тусклая лампа, и парочки, доведенные до нужного градуса, как обычно бывает, расположились где придется, в том числе и на полу. Выпивон вступил в заключительную стадию. Мегги куда-то пропала, Чарли дрых в спальне. Мы танцевали, все теснее прижимаясь друг к другу. Я поцеловал ее волосы, потом шею; она сжала мне руку и придвинулась еще ближе.

      – Пошли наверх?

      – Ты иди. Я приду через минуту.

      Она выскользнула из моих объятий, и я пошел к себе. Через десять минут она появилась. Хитровато улыбаясь, стояла в дверях, в белом, худенькая, невинная, продажная, грубая, нежная, бывалая, неопытная.

      Она