Угрюм-река. Книга 1. Вячеслав Шишков

есть. – Ибрагим нагнулся и поднял над головой круглый, в несколько пудов камнище; выпуклые, резко очерченные мускулы под смуглой кожей заиграли, напряглись и, словно вылепленные из глины, вдруг застыли, настороженно карауля волю господина.

      – Цх!.. – И камень, опоясав воздух черною дугою, далеко бухнул в воду.

      – Урра!.. – закричал от восторга Прохор.

      – Чего орешь, работай!..

      Прохор принялся за дело. С юношеским жаром ворочал камни, прокладывая путь.

      – Корягу видишь? Вали на нее… Прямо! Саженев через десять будет глыбь.

      Работа кипела. Фарков был уже на шитике и выводил его на стрежень. Обратно Прохор шагал рядом с Ибрагимом.

      – Заколел, Прошка, замерз? Надо спирт проглотить…

      Уловив в голосе Ибрагима ласку, Прохор сказал:

      – Ты на меня не злись. Я тебя люблю.

      – Мы тоже любим. Ничего, молодца, Прошка. Джигит!

      – С тобой, Ибрагим, не страшно… Ты сильный.

      – Кынжал сильный… Ибрагишка верный, верней собаки…

      Сели усталые, продрогшие. Шитик летел по порогу уверенно, сшибая носом расставленные вехи…

      – Слава тебе господи! – облегченно сказал Фарков. – Одно дерьмо прошли.

      – А дальше?

      – Горя хватим много. Ух, много, братцы! Угрюм-река – она свирепая.

8

      Петр Данилыч Громов развернулся вовсю. Катил сквозь жизнь на тройке вскачь. Тройка – на лешевых подковах, и куда мчалась она – Петра Данилыча не интересовало. По кочкам, по сугробам, в пропасть – все равно, лишь бы свистал в ушах веселый ветер, лишь бы хохотало и звенело в голове.

      Впрочем, занимался Петр Данилыч и делами по хозяйству. Расширил торговлю, красного товару привез на десяти возах и посадил в лавку доверенным приказчика Илью Сохатых. Открыл в тайге смолокуренный завод и еще бросился в кой-какие предприятия. Но за всем этим досматривал он плохо, дело култыхалось через пень-колоду.

      Марья Кирилловна завела большое молочное хозяйство и так захлопоталась, что некогда было и замечать ей шашни своего мужа. Тот политику свою сначала вел довольно тонко: уедет на охоту, а сам – к Анфисе, соберется за артелью дровосеков досмотреть, а сам – к Анфисе. Птицы, звери благодаренье небу шлют, дровосеки лодыря гоняют, доверенный Илья Сохатых шелковые полушалки, серебряные денежки нечаянно в карман сует. А хозяин из бутылки буль-буль-буль да – к своей Анфисе.

      Илья Сохатых – рыжий, кудреватый, лицо в густых веснушках, отчего малый издали кажется румяным; на самом же деле он тощ и хвор, но до женского пола падок. По селу он – первый франт: всегда в воротничках, в манжетах, в ярких галстуках, набалдашник тросточки тоже не из скромных, портсигар снаружи совсем приличный, а откроешь крышку – там черт знает что: даже отец Ипат, увидавши, сплюнул. Имел еще Илья Сохатых дюжины две зазорных карточек – парни на вечерах хватались за животики, а девушки