Жанна. Фантазия в стиле готики. Рина Львовна Хаустова

и снова берет в руки документ:

      – Реликвии ордена – что это?

      – Это меч Великого магистра и его корона. Очень древние. Их история восходит к основанию ордена в Иерусалиме. Меч принадлежал некогда Готфруа де Бульону, а корона – тот самый венец, что отверг великий рыцарь, когда его хотели провозгласить королем Иерусалимским. Корону венчает огромный красный камень – в прежние времена знаменитый на весь христианский мир, кровавый карбункул рыцарей ордена Христа. С этой святыней связано много легенд. Корона, якобы, приносит всемогущество тому, кто оденет ее на свою главу с Божьего благословения. Ходили разговоры, что с королем Филиппом случился удар именно в тот час, когда он попытался увенчать свою голову этим венцом.

      Дофин ведет пальцами по строчкам документа. Палец дрожит, то замирает, то возносится вверх на несколько строк, то снова падает вниз и вновь дрожит, Возбуждение рисует на его бледном лице багровые пятна:

      – Почему в письме Жак де Моле называет моего отца святым? Разве он не обычный сумасшедший? Ведь он же просто Безумец? А?

      – Вспомните – разве не называют вашего отца в народе Благословенным королем? Разве не говорят – глас народа – глас Божий?

      Каждый ответ монсеньора Дофин сопровождает утвердительным кивком. Он словно отбивает какие-то одному ему понятные пункты.

      – Значит, мне нужно ждать появления посланника от Бога? Тогда я получу несколько десятков возов золота в монетах старинной чеканки? И долго ждать?

      Монсеньор следит за Дофином внимательным взглядом. И молчит. Дофин еще раз вперяет глаза в документ. И не отрывая глаз от красивой вязи слов, нанесенной на пергамент искусной рукой личного секретаря последнего короля династии Капетингов, говорит вопросительно:

      – Прежде должен умереть мой отец…

      – Он уже умер.

      Голос Монсеньора прозвучал буднично, серо. Дофин по-прежнему не отрывает взгляда от пергамента. Но дрожащие руки вдруг замирают. Спрашивает внезапно потускневшим голосом:

      – Когда?

      – Вчера вечером.

      – Где?

      – В своем парижском замке. На руках мадемуазель Одинетты.

      Дофин оставляет документ. Подходит к камину. Смотрит в огонь. Поленья трещат, сыплют яркие искры на каменный пол.

      Падают. Гаснут. Падают. Гаснут.

      Проходит время, прежде чем Дофин прерывает молчание:

      – Он говорил перед…уходом что ни будь?

      – Ваш отец? Да!

      – Что говорил мой отец?

      – Что беден, как ни один человек во французском королевстве. Казалось, эта мысль доставляла его величеству большое удовольствие. Он повторил ее несколько раз.

      Дофин усмехается с горечью. Проводит рукой по лицу. Словно смахивает с него приставшую липкую паутину. Спрашивает осевшим голосом:

      – Он вспоминал меня?

      – Да. Он много думал о вас в час смерти.

      – Что велел передать мне отец?

      – Он велел вам терпеть, молиться и ждать. И велел передать вам это…

      Монсеньор