Между небом и тобой. Лоррен Фуше

сочувствие, и на словах их сочувствие выражалось так же бурно:

      – Мы все одна семья, Жо.

      – Приходи к нам обедать и ужинать, когда захочешь.

      – Считай, что приглашен в любой день, не сомневайся.

      – Моя жена не так красива, как твоя, но готовит в тысячу раз лучше, – шепчет один из друзей, желая меня развеселить.

      Ты была красивее всех, Лу. Ты научила меня везде быть как у себя дома и всегда чувствовать себя счастливым. Без тебя я дурак дураком.

      Я не мог притронуться к твоим бутылкам и не принес сегодня шампанского. У тебя был открытый счет в нашем главном книжном, и я продолжаю отовариваться там – мне кажется, что это ты покупаешь мне газету.

      Знаешь, чем можно заглушить горе? Марочными винами. Я купил «Керанн» и «Домен де ла Гэйер» с берегов Роны, а благодаря Жоржу и Женевьеве тут хоть залейся бургундского. Мужчины заставляют меня пить. Женщины заставляют меня есть. Я ищу тебя взглядом – забываю на долю секунды, что тебя уже не найти.

      – Как твои дети, Жо?

      Не «ваши» – «твои»! Наши дети теперь только мои, Лу. Приходится терпеть.

      – Хорошо… ну, в общем, не хуже, чем всегда.

      – Ты ездил в Лорьян к нотариусу?

      На острове все всё знают: вашу машину видели в порту, встретили вас на палубе, знают, что вечером у вас гости – вы сегодня покупаете лишнюю буханку хлеба, знают, что вы больше любите, мясо или рыбу, знают, какие читаете газеты… Дети наших друзей, как и наши, перебрались на континент, они приезжают в отпуск, но теперь это сложнее, расписание поездов расходится с расписанием почтовиков, не иначе проказник корриган[55] в пику всем все нарочно перепутал. Мы больше рассчитываем друг на друга, чем каждый на свою семью. Летом мы видимся редко, потому что у всех полным-полно приехавших на каникулы детей и внуков, но с сентября наступает «мирное время». Мы мрачнеем, когда родные уезжают, но входим в нормальный ритм жизни, снова начинаем встречаться, мы выдыхаем.

      – Лу выбрала юнца с континента, – отвечаю я.

      – Как у тебя с деньгами, Жо? Нужны?

      – Ты же знаешь, мы рядом.

      – Обращайся к нам за чем угодно!

      – Как хорошо, что вы у меня есть, спасибо!

      Умираю, до чего хочется рассказать друзьям, какую шутку ты со мной сыграла, но ты не разрешила говорить об этом. А какой бы я имел успех! Я сразу стал бы вдовцом-затейником. И я спрашиваю – неожиданно для себя и для всех:

      – Ребята, вы считаете, ваши дети счастливы?

      Все сразу замолкают, воцаряется гробовая тишина.

      – Ничего себе вопросик.

      – Дурак дурацкий – вот ты кто! – ругает меня Милана, ей свойственно ругать тех, кого любит, но она так ласково это делает.

      – Чертов Жо, всегда чем-ничем удивит!

      И они начинают мне доказывать, что да, конечно же, да, их дети счастливы, разведенный сын встретил чудесную женщину, у дочки новая работа, лучше не придумаешь, сын уехал в Испанию, дочь уехала в Дубай, и все везде живут припеваючи… Тогда я захожу с другого конца:

      – Хорошо. А вы сами, вы счастливы?

      Вопрос застает

55

На самом деле толком не известно, кто такой этот корриган. Одни считают, что это родня всех европейских проказливых карликов, другие – что… фея ручья. Подтверждением первой версии может служить этимология слова «корриган». Бретонский корень korr обозначает «карлик, гном».