Орановского, и если бы Орановский был на высоте своего назначения, то он таким же образом, как и немцы, мог броситься в тыл охватывающих частей противника и обратить их успех в полную катастрофу. Но, к сожалению, по его колонне откуда-то открыли артиллерийский огонь, и он, ничего не предприняв, повернулся и увел бригаду с поля сражения. За это он был отчислен Ренненкампфом от командования и на его место назначили генерал-майор Леонтовича (тоже совершенно неспособный генерал, но, как бывший командир Ахтырского полка, протежируемый Ренненкампфом). По-видимому, вина Астафьева и Ваулина, этих скорее архиереев, чем командиров, состояла в том, что они преблагодушно ехали в своих колоннах, упустили всякое управление, не имели никакой связи и разведки, а когда немцы ударили их совершенно неожиданно, то растерялись, и, пока обдумывали, что делать, их полки поротно, вместе с артиллерией уже улепетывали, вместо того чтобы задерживать противника. Сами они в такую минуту не приняли никаких мер и только увеличивали беспорядок тем, что, захватив знамена, ускакали с ними в Вержболово. Там они, чувствуя себя героями, спасителями знамен, явились со знаменами в руках Ренненкампфу. Но тот уничтожил их грозным налетом и приказал скакать обратно навстречу своим полкам, собирать их и вести вперед на врага. Говорят, Лашкевич во время отступления дивизии, растерявши почти весь свой штаб, стоял на какой-то дороге и чуть ли не со слезами упрашивал всех возвращаться в бой. Будучи, конечно, главным виновником всей катастрофы, он тем не менее почему-то ушел от ярости Ренненкампфа. 28-я дивизия входила раньше в состав 3-го корпуса, которым командовал Ренненкампф, и ему из ложного самолюбия не хотелось признать, что часть, которая находилась под его начальством и которую он преувеличенно расхваливал, оказалась фактически совершенно неподготовленной. Пристрастие Ренненкампфа к войскам 3-го корпуса было видно и далее, в течение всего времени, пока он был командующим армией. Известно, что 3-й корпус получил гораздо больше наград, чем остальные.
Итак, Астафьев и Ваулин явились ко мне в такую печальную минуту своей жизни. Я, конечно, ободрил их, успокоил и назначил Астафьева в 113-й полк, а Ваулина в 115-й, приказав дать им в командование батальоны. Назначил их в эти полки, так как там были наиболее старые командиры. Астафьева во время 2-го наступления я перевел в 116-й полк. Оба они оставались в дивизии примерно до Рождества. Было произведено дознание, которое не нашло за ними особой вины, и затем, по моему ходатайству, их назначили в резерв чинов Двинского военного округа, причем Астафьев благодаря какому-то знакомству очень скоро после этого был назначен заведующим санитарной частью 10-й армии, про Ваулина – ничего не знаю.
9-го августа привели из разных мест человек 20–25 пленных нижних чинов и одного кавалерийского офицера. Последнего чины штаба дивизии пригласили к себе и накормили обедом. Нижних чинов всех по очереди опрашивали. Опрос производил поручик Лбов как отлично говорящий по-немецки и штабс-капитан Слагис (114-го полка), назначенный мною комендантом
