Книга Рождественской радости. 55 дней. Рождественский пост – Рождество – Крещение. Вдохновение на каждый день. Отсутствует

песни первой канона Рождества Христова

      В декабрьское зимнее утро 1930 года мы покинули дивеевский наш дом. Дом, в котором я родился, в котором прошло наше детство. Дом, в котором умер отец. Он смотрел на нас своими пустыми темными окнами, безжизненно мертвый, холодный и чужой. Как быстро родное становится неродным. Стоит только погаснуть очагу, у которого текла твоя жизнь, его словно и не было, словно и не грел он тебя, словно и не было жизни в нем. С таким чувством покидал я погасший очаг, у которого прошло мое детство. Без сожаления. Он как бы перестал для меня существовать. Долгие-долгие годы нужно было прожить, чтобы понять и оценить всю прелесть и значение его, сформировавшего душу мою от младенческих лет до старости!

      А в тот зимний день я покидал этот дом, как покидают тюрьму. Впереди меня ждала свобода! Новый мир, мне совсем незнакомый, и новая жизнь. К сожалению, ни к новому миру, ни к новой жизни мы были совсем не подготовлены. Нас ждала впереди жестокая правда жизни. У саней собралась толпа причитающих баб:

      – Да куда ж, бат, ентакий мороз-то, да на цаво енто похоже, голые, смотри, бат, голые ребята померзнут, бат, погодь-то, погодь, Ляксандровна, накрой ребят-то тулупом-то.

      В сани полетели пахнувшие овчиной и крестьянским потом тулупы. Добрые, вскоре сами до нитки обобранные, авдотьи, акульки и фроськи накрывали нас с плеч снятыми теплыми тулупами, укутывая в них наши ноги, плечи и головы.

      – Ведь нада ж, как ента сволочь сирот-то обобрала!

      Вертьяновские и дивеевские бабы шмыгали носами, совали маме в платки завязанные хлеб, вареные яйца, лепешки. Сани тронулись. Впереди шестьдесят верст, а еще сколько их, Бог весть.

      На полпути, уже под вечер, мы остановились на ночлег у сельского батюшки. Пили горячий чай. В доме пахло жареными семечками и свежим подсолнечным маслом. Батюшку еще не раскулачили, но он ждал со дня на день «лихоимцев», а пока слепая лошадь во дворе медленно ходила по вытоптанному копытами кругу, приводя своей одной лошадиной силой в движение весь механизм маслобойки. Скоро, очень скоро отнимут эту единственную лошадиную силу, а батюшку – в Сибирь.

      Наутро, рано, чуть светало, мы снова сели в сани, матушка заботливо закутала нас тулупами, батюшка перекрестил всех нас, и сани тронулись. В морозной мгле впереди показался Арзамас.

      Алексей Арцыбушев. Милосердия двери

      6 декабря

      Благоверного великого князя Александра Невского, в схиме Алексия

      Давид провозглашаше Тебе, Пречистая, провидя освящение входа Твоего в храм, в немже концы, днесь празднующе, славословят Тя, Всепетая: яже бо прежде Рождества Дева и по Рождестве пребывши нетленна, Мати Слова Жизни. Днесь в храме Захария веселится, восприем Тя, Владычице, и святая святых радуются, подъемши Тя, источника жизни нашея. Темже и мы псаломски вопием Ти: о нас моли Сына Твоего и Бога нашего даровати нам велию милость.

      Давид провозглашал о Тебе, Пречистая, провидя священное торжество входа Твоего во храм, его же сегодня празднуя, концы земли славословят