Колебания. Анастасия Романовна Алейникова

сказание следовало бы иначе. Воевала лишь Лиза – воевала с диваном, с Алексеем, со всей маленькой квартиркой, с той самой кухней, на которой еще летом так беззаботно открывала зажигалкой пиво, воевала со всем одиноким домом, стоявшим на окраине района, и со всем районом, казавшимся ей уже самым ужасным местом на Земле, и с двором, протянувшимся внизу и принадлежавшим Гусю и Шаману. Воевала и с ними, мгновенно пришедшими дивану и Алексею на помощь. Воевала с местным укладом жизни, и в одиночку хотела устроить революцию, и стойко выдерживала сопротивление старого мира.

      Это-то и удивило ее слегка, когда началось. Удивило, что вся деятельность, направленная на то, чтобы, как и бывало не раз в ее жизни, помочь нуждающемуся и одновременно улучшить собственную реальность, вся деятельность, вылившаяся в войну, неожиданно оказалась так ей важна.

      Война, быстро ставшая невыносимой и омерзительной, поскольку отнимала все Лизины силы, но приносила сплошные поражения, оказалась так ей важна. Победа в ней оказалась необходима.

      Жизнь и деятельность Алексея, то есть другого человека, стали беспокоить Лизу будто бы ее собственные – прежде никогда еще не случалось подобного. Прежде все ее самые искренние и благородные стремления помочь кому-либо затухали там, где начинались собственные неудобства. Теперь же собственные неудобства казались фоном.

      Вот, что обнаружилось за внезапно оборвавшимся весельем.

      Алексей как боец обладал хитростью, которой позавидовали бы многие; то и дело ему удавалось провести Лизу и оставить ее с носом – в полной уверенности, что она, наконец, выиграла хотя бы одно сражение. В бою он использовал сперва обещания, а затем, когда они утратили свою силу, ничуть не растерявшись, стал применять тактику Полного Понимания и Некоторого Ожидания. Это удавалось ему блестяще. Тактика заключалась в следующем: если Лиза наступала на него с вопросами, аргументами, требованиями и просьбами, он отвечал, что прекрасно всё понимает, поскольку уже и сам не раз задумывался о том же, и что, кроме того, он всё уже сделал и теперь следует ждать. Ждать следовало некоторое время: три дня, неделю или месяц. Когда этот срок истекал, сражение повторялось, и вскоре тактика была Алексеем усовершенствована: помимо слов он использовал теперь и вещественные доказательства, как то снимки экрана, сообщения отправленные и полученные, журнал звонков.

      Так проходило лето.

      Чувствуя, что постепенно одерживает победу над хаосом и веселым забвением Ховринской квартирки, Лиза ожидала новую осень и новый учебный год в приподнятом расположении духа. Алексей ожидал того же с усиливающимся волнением: период Некоторого Ожидания с началом сентября неминуемо истекал. Необходимо было в срочном порядке изобрести нечто принципиально новое, чтобы в первую же неделю осени применить его к Лизе, отпускать которую от себя Алексей, тем не менее, не хотел.

      Война, которую она вела с ним, по большей части не злила его, а лишь забавляла. Вскоре она