Слуга Жнеца. Гай Юлий Орловский

конечно, – фыркнула серая. – От вашей утонченность даже воздух становится приторным.

      Улыбка солнечной стала шире, уши приподнялись, обрамив прическу, словно рогатая корона.

      – Я прощаю твое невежество, – произнесла она. – Ты ведь рождена… дайка подумать. Ах, да. Никто не знает, где и кем. Так вот, серая, даю бесплатный совет. Если хочешь управлять, маши не мечом, а платьем.

      Глаза Каонэль сверкнули.

      – Мне не нужны советы белоухой, которая всю жизнь просидела в Эолуме, – сказала она.

      Вверху что-то зашуршало, когда обе подняли головы, из темноты на землю свалилось пустое гнездо.

      Эолумская красавица, скривив носик, посмотрела на гнездо и отшагнула. Потом приподняла края платья, будто само присутствие птичьей корзинки оскверняло ее высокородную натуру.

      Изящные брови серой сдвинулись, она быстро скользнула взглядом по кроне. Затем подняла гнездо, а когда поднесла к носу, глаза прикрылись, и Каонэль несколько раз быстро втянула воздух.

      – Не страшно, – проговорила она отрешенно. – Его покинули давно.

      Губы Генэль скривились так, будто целиком засунула в рот очищенный лимон. Брезгливо растопырив пальцы, эолумская красавица отступила на шаг.

      – Я рада, – сказала она, морщась. – Вот и займись этим птичьим мусором. Ты ведь для этого в Цитадели?

      – Для чего?  – не поняла Каонэль.

      – Для поддержания чистоты и гармонии, – сказала солнечная снисходительно. – Так в Эолуме называют уборку.

      – Для леди ты слишком дерзкая.

      Уши Каонэль вытянулись, глаза превратились в щели, из которых льется желтый свет, она потянулась к антрацитовой рукояти, но Генэль отвела в сторону ладонь и быстро зашевелила губами. Между пальцами забегали огненные искорки.

      Серая изумленно произнесла:

      – Нельзя же вне Эолума говорить на высшем языке!

      – Для дела можно, – ответила высокородная. – Не всем и не всегда.

      Так они стояли, сверля друг друга ненавидящими взглядами, пока над ними не пронеслась огромная крылатая тень.

      Раздался клекот, эльфийки нехотя опустили руки, провожая дозорную горгулью взглядами.

      – Чудовище, – прошептала Генэль, вскинув голову. – Как можно было таких пустить в Цитадель… Но мы наведем порядок. Теонард пустил меня для исследования резиденции.

      Серая снова глянула на высокородную, которая все еще глазеет в темноту неба, пытаясь рассмотреть крылатый силуэт, щурится и морщит нос, но, как и все солнечные эльфы, ночью видит плохо.

      – Еще раз. Ты твердо намерена опутать любовными чарами эльфийского Хранителя? – переспросила Каонэль.

      Высокородная наконец перестала таращиться вверх, и одарила серую снисходительным взглядом. Потом обошла ее, подняв подбородок, и остановилась у входа в дерево.

      Она произнесла:

      – Я уже сказала, зачем прибыла. Для особо непонятливых могу повторить, но не уверена, что запомнишь.

      – Ты очень любезна, – фыркнула серая.

      – Даже