Сжечь правду. Екатерина Спирина

все будет хорошо! Пожалуйста, верь мне, – сказал я, садясь на колени рядом с ней и вытирая с ее щек слезы. Я не мог видеть страдание в ее глазах: ни физическое, ни душевное. Мне в тот момент хотелось оказаться на ее месте, лишь бы она не страдала. – Ты можешь двигаться? Можешь приподняться на локте?

      Она кивнула и выполнила мою просьбу. Спасибо небу! Значит, с позвоночником все в порядке! Я облегченно вздохнул.

      Я снял с себя куртку и подложил ей под спину.

      – Теперь ложись обратно, – сказал я, побуждая ее лечь.

      Потом я снова посмотрел на ее ногу. Неизвестно, когда прибудут врачи, и было важным снять ботинок, чтобы не нарушилось кровообращение ноги. Поскольку у меня не было обезболивающего, я хорошо понимал, что это причинит ей дикую боль. Но выбора не оставалось: нарушение кровообращения может привести к плохим последствиям. Я начал расшнуровывать ботинок.

      – Что ты делаешь? – спросила Кьяра, приподняв голову и испуганно взглянув на меня.

      – Хочу узнать твой любимый цвет носков, – невозмутимо ответил я.

      – Они синие, – рассмеялась она сквозь слезы.

      – Я хочу в этом убедиться, – сказал я.

      Ботинок был расшнурован. Теперь предстояло снять его. Первая же моя слабая и безмерно осторожная попытка вызвала мучительный вскрик, который будто воткнул в меня тупой кинжал. Я даже не подозревал, что у меня такая эмоциональная и чувствительная организация души, что я не могу видеть страдания человека, сломавшего ногу. Хотя должен заметить, что однажды мне пришлось промывать рваную рану моему другу и останавливать сильное кровотечение, прежде чем отвезти его в больницу. Я даже не дрогнул. Здесь и сейчас я был словно женщина со слабыми нервами.

      – Терпи, – твердо сказал я каким-то чужим мне голосом. – Я сниму ботинок, чтобы нога не отекла.

      Я продолжил снимать ботинок, стараясь не придавать ноге никакого движения, рукой зафиксировав ее выше лодыжки. Кьяра зажмурилась, подавляя мучительный стон, слезы текли по ее щекам, а мое сердце рвалось на части, но, сжав челюсти, я продолжал свою экзекуцию. «Мадонна! Травматологи, наверно, не имеют сердца», подумал я. Когда ботинок был снят, я несколько мгновений смотрел на него и не видел: у меня перед глазами запорхали разноцветные точки от перенапряжения. Но поскольку я не мог себе позволить такую роскошь, как потеря сознания, я собрался с силами и поднялся с колен.

      – Brava… Тебе не холодно? – спросил я, снова вытирая слезы с ее щек.

      Она лишь отрицательно мотнула головой, перехватив мою руку.

      – Спасибо, – прошептала она.

      – Брось ты. Потерпи еще немного, будем надеяться, что врачи скоро прибудут и дадут тебе анальгетик.

      – Только не оставляй меня здесь одну, – умоляюще сказала она, и слезы снова брызнули из ее глаз.

      – Ты в своем уме?! Как тебе могло прийти в голову, что я брошу тебя тут?! – я был категорически возмущен такой мыслью.

      К счастью, через некоторое время на вершине горы показались врачи с носилками, торопливо спускавшиеся к нам. Я был так счастлив