Еще одна из рода Болейн. Филиппа Грегори

винтовая лестница ведет в хорошенькую комнату, где стоит кровать с бледно-голубым пологом. Окно выходит на ров с водой, дальше открывается вид на парк. Другая дверь – в небольшую галерею с каменным камином, любимую комнату моей матери.

      – Умыться хотите? – грубовато спросила служанка, показывая на кувшин, полный холодной воды. – Могу горячей принести.

      Я содрала с рук перчатки для верховой езды, протянула ей. Вспомнилась неизменно угодливая прислуга в замке Элтам.

      – Подай горячей воды и проследи, чтобы сюда принесли мою одежду. Хочу сменить платье.

      Она поклонилась и вышла, бормоча себе под нос, чтобы не забыть: «Горячая вода. Одежда».

      Я подошла к окну, встала на колени на низкую скамью, выглянула наружу сквозь мелкие стекла в свинцовом переплете.

      Весь день я пыталась не думать ни о Генрихе, ни об оставленном дворе, но сейчас, в этом убогом доме, я поняла – потеряна не только любовь короля, потеряна и ставшая уже необходимой роскошь. Я не желала быть мисс Болейн из Хевера. Не желала быть дочерью владельца малюсенького замка в Кенте, когда мне совсем недавно покровительствовал сам король Англии. Далеко я ушла от Хевера, и мне ни к чему возвращаться назад.

      Отец остался только на три дня – срок достаточный, чтобы повидать управляющего и тех арендаторов, кто особенно настойчиво добивался встречи с ним, разрешить спор о межевом столбе, отправить любимую кобылу к жеребцу; теперь он был готов к отъезду. Должно быть, провожая его на подъемном мосту, я выглядела очень несчастной, если он заметил это, даже вскакивая в седло.

      – Ну, что случилось? Соскучилась без придворной жизни?

      – Да, – ответила я коротко; не стоит объяснять отцу, что скучаю я не только по двору, больше всего – невыносимо – мне не хватает Генриха.

      – Некого винить, кроме себя, – грубовато отозвался он. – Надеюсь, Анна с Джорджем смогут все исправить. Если не выйдет, даже не знаю, что с тобой станет. Может, уговорим Кэри принять тебя обратно? Будем надеяться, он тебя простит.

      На моем лице отразился ужас, а отец захохотал. Я придвинулась ближе и схватила его за руку в перчатке, небрежно держащую поводья.

      – Если король обо мне спросит, скажете, я очень сожалею, если оскорбила его?

      Он покачал головой:

      – Давай уж следовать совету Анны. Похоже, она понимает, как с ним управляться. А ты будешь делать, что тебе скажут, Мария. Один раз все испортила, теперь изволь слушаться.

      – Почему Анна должна решать, что мне делать? – возразила я. – Почему важно только ее мнение?

      Отец высвободил руку.

      – У нее есть голова на плечах, она знает себе цену. А ты – ты ведешь себя как четырнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в первый раз.

      – Но я и есть четырнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в первый раз!

      – Вот именно, – отрезал он без всякого снисхождения. – Поэтому мы и прислушиваемся к Анне.

      Он даже не дал себе труда попрощаться. Повернул лошадь и поскакал по мосту дальше к воротам.

      Я