Собрание сочинений. Т. 1 Революция. Виктор Шкловский

Алексей Максимович.

      Через «Эпоху» и по Максиму увидал, что в Саарове меня хотят высечь[117].

      Сообщаю следующее.

      В истории с Рафаловичем[118] я, конечно, не прав.

      Причина скандала следующая: у меня температура была 82,61 (номер одного телефона).

      Одним словом, я влюблен, очень в любви несчастен, и как вылезу из этой истории, не знаю[119].

      Прошу себе моратория на две недели.

      Рафалович же бездарь ужасная, сверхъестественная, и я это знаю наверняка, и мораторий даже на два года ему не поможет.

      Мне очень тяжело и больно ссориться с Вами, с Ходасевичем; хотя он в данном случае и прав, конечно, все<-таки> я поссорюсь.

      Разная кровь.

      Предположим, его лучше, а у меня больше.

      Думаю, что журналу вся эта история не помешает, тем более, что на берлинском рынке я величина сравнительно незначительная и довольно легко ликвидируемая.

      Если я компрометирую каких-либо профессоров, то я уйду к себе в ОПОЯЗ, где мне тепло, уютно, где я никого не компрометирую.

      Посылаю Вам три своих отрывка для журнала[120].

      Е<c>ли они плохи, это меня очень огорчит.

      Жена едет[121].

      Но хлопочет о ней Жак[122] по прозвищу «недостоверный».

      Так отвык писать не любовные письма, что с трудом называю Вас не женским именем и не целую Вас через слово.

      Приеду в воскресенье.

      Был болен гриппом. Сейчас имею невроз сердца.

      Не человек, а битый Чаплин.

      Страна Европа вежлива, носят здесь брюки со складкой.

      Ходасевич подходит для этого больше меня.

      Мне же больше нравится дома.

      Я учился вести себя не у Зайцева[123] и не у Зайцев<ых>, а у своих друзей.

      Ну ладно, сговоримся, или не сговоримся.

      Виктор Шкловский.

      Очень прошу о моратории.

      Я тону. Вода у меня в ушах.

      14 февраля 1923 года.

      16 <Конец января – начало марта 1923 года>

      Дорогой Алексей Максимович.

      Книжка Zoo подвигается довольно быстро. Сейчас еду в Гамбург с Криммером[124] и надеюсь там ее дописать. Живу душевно очень тяжело и не хорошо. Но надеюсь дописать и освободиться. Очень, очень трудно.

      Я думаю, что сам все выдумал, но от этого мне не легче. Целую Ваш «Рассказ о безответной любви»[125]. У Вас за прозой песня, т. е. разорванные стихи, которые должны быть в основе рассказа. Жить и писать трудно.

      Жена едет, слава Богу, а не то я убью кого-нибудь. Был в Дрездене, там хорошо. Сикстинская мадонна Вам кланяется. Кранах замечательный. Кроме того, Эльба.

      Пишу не очень много, но думаю о книге целый день. Книга и жизнь переплелись.

      Забавно очень.

      Привет всем, всем, всем.

      Виктор.

      17 <Вторая половина февраля – начало марта 1923 года>

      Алексей Максимович.

      Я погибаю. Хожу по улицам и плачу.

      Виновен сам.

      Неумел в любви и чувствителен к жестокости.

      Из России вестей нет.

      Жена пишет

117

Речь идет о реакции Горького на скандальное выступление Шкловского, которое, как опасался Горький, могло дискредитировать журнал «Беседа» (Шкловский входил в его редколлегию). Вспоминая о подготовке первого номера журнала, В. Ф. Ходасевич писал: «Было уже приступлено к составлению первого номера, когда разыгрался „скандал“ <…>. 12 февраля, в берлинском Клубе писателей состоялся доклад поэта С. Рафаловича, приглашенного нами в „Беседу“. Шкловский возражал докладчику в совершенно недопустимой форме. Горький был этим крайне раздражен, о чем до сведения Шкловского было доведено через С. Г. Каплуна-Сумского (директора издательства „Эпоха“. – А. Г.] и через сына Горького. Шкловский прислал свои извинения» (Новый журнал (Нью-Йорк). 1952. № 29. С. 207). Процитировав «извинения» Шкловского, Горький писал Ходасевичу: «Все это меня нисколько не утешает и не изменяет моего отношения к скандалу» (Там же. С. 206). После этого скандала Шкловский в качестве сотрудника «Беседы» в письмах Горького не упоминается.

118

Рафалович Сергей Львович (1875–1943) – поэт. Выступил с докладом о футуризме не 12-го, как указывает Ходасевич, а 9 февраля 1923 г. [на] «пятнице» в берлинском Доме искусств, см.: Новая русская книга (Берлин). 1923. № 2. С. 39.

119

Шкловский в это время был влюблен в Эльзу Триоле.

120

Речь идет о трех «письмах» из книги «Zoo, или Письма не о любви», опубликованных в первом номере «Беседы». О них Горький писал Ходасевичу: «Первые два – мне решительно не нравятся, но „Холод“ я очень прошу Вас прочитать. Мне нужно знать Ваше мнение к воскресенью. „Холод“, разумеется, требует серьезнейших поправок и, кое-где, сокращений» (Новый журнал (Нью-Йорк). 1952. № 29. С. 206).

121

См. примеч. 1 к письму 14-му.

122

Я. Л. Израилевич.

123

Очевидно, речь идет о писателе Борисе Константиновиче Зайцеве (1881–1972), находившемся в то время в Берлине.

124

Фридрих Эдуардович Криммер (1888–?) – экономист, знакомый Горького и Шкловского.

125

«Рассказ о безответной любви» был опубликован в № 3 «Беседы», вышедшем в сентябре – октябре 1923 г. Шкловский познакомился с ним в рукописи (см. упоминание в статье Шкловского «Новый Горький», писавшейся в Берлине до выхода № 3 «Беседы»: «Еще неопубликованный хороший рассказ „О любви безответной“» // Россия. 1924. № 2. С. 198).