Теория государства. С комментариями и объяснениями (сборник). Платон

кажется, в денежных.

      – Может быть, кроме употребления денег, Полемарх, потому что, когда надобно за деньги сообща купить или продать лошадь, полезнее, думаю, снестись с конюхом. Не так ли?

      – Видимо.

      – А когда корабль – с кораблестроителем или кормчим.

      – Естественно.

      – В каком же случае для употребления золота или серебра сообща полезнее других человек справедливый?

      – В том, Сократ, когда бывает нужно вверить деньги и сберечь их.

      – То есть когда надобно не употребить, а положить их, говоришь ты?

      – Конечно.

      – Значит, справедливость в отношении к деньгам тогда бывает полезна, когда деньги бесполезны?

      – Должно быть.

      – Подобным образом, для хранения садового резца в общественном и домашнем быту полезна справедливость, а для употребления его нужно искусство садовника?

      – Очевидно.

      – И чтобы сохранить щит и лиру без употребления, скажешь, полезна справедливость, а когда нужно употребить их, требуются искусства оружейное и музыкальное?

      – Необходимо.

      – Так и во всем другом – справедливость при полезности бесполезна, а при бесполезности полезна?

      – Должно быть.

      – Не слишком же важное у тебя дело справедливость, друг мой, если она полезна для бесполезного. Рассмотрим-ка следующее. Не правда ли, что человек в сражении, в кулачном бою или в каком-нибудь другом случае, умеющий ударить, умеет и поберечься?

      – Конечно.

      – И умеющий сохранить себя от болезни, не подвергаясь ей, умеет и сообщать ее?

      – Я думаю.

      – А воинский лагерь тот ли лучше оберегает, кто способен также проникнуть в замыслы неприятеля и предвосхитить его действия?

      – Конечно.

      – Значит, кто – отличный чего-нибудь сторож, тот и отличный вор той же вещи.

      – Естественно.

      – Итак, если человек справедливый умеет сохранять деньги, то умеет и похищать их.

      – Ход речи действительно требует такого заключения.

      – Следовательно, справедливый человек оказывается каким-то вором <…> Так что выходит, что справедливость – есть искусство воровать в пользу друзьям и во вред врагам. Не так ли ты говорил?

      – О нет, клянусь Зевсом, я и сам не знаю, что говорил. Впрочем, мне все еще представляется, что справедливость велит приносить пользу друзьям и вредить врагам.

      – Но друзьями тех ли ты называешь, которые всякому только кажутся добросердечными, или тех, которые в самом деле добросердечны, хотя бы и не казались ими? Такой же вопрос и о врагах.

      – Естественно любить тех, – отвечал он, – которых почитают добросердечными, и ненавидеть тех, которых признают лукавыми.

      – А не обманываются ли люди в этом отношении? То есть не кажутся ли им добросердечными многие недобросердечные, и наоборот?

      – Обманываются.

      – Значит, для таких людей добрые – враги, а злые – друзья.

      – Конечно.

      – И в этом случае справедливость все-таки требует, чтобы они приносили пользу злым и вредили добрым?

      – Явно.

      – Между