Архив. Виктория Шваб

кто сказал, что я хочу в Отряд? – вызывающе спрашиваю я, хотя за этим кроется не так уж много смысла.

      Дед работал в Отряде с рождения Бена. А потом решил снова стать Хранителем. Я никогда не встречала его партнершу, и он о ней никогда не рассказывал, но уже после его смерти я нашла одну их общую фотографию. Они вдвоем крупным планом, прижимаются плечом к плечу так, что на фотографии почти нет свободного места, и улыбаются одними губами, оставив глаза сосредоточенно-серьезными.

      Говорят, партнеры по Отряду повязаны кровью, жизнью и смертью. Интересно, простила ли его эта женщина за то, что он ушел.

      – Дед сам отказался от этой работы, – говорю я, понимая, что Роланд все и так знает.

      – Как думаешь, почему? – спрашивает он.

      – Сказал, что хочет нормальной жизни…

      Хранители, не ставшие членами Отряда, разделяются на два больших лагеря. Тех, кто выбирает профессию, где способность читать прошлое людей становится выигрышной, и тех, кто стремится уйти как можно дальше от любого прошлого. Деду, видимо, пришлось нелегко – он стал частным детективом. В его офисе часто шутили, что он продал душу дьяволу: ведь он мог распутать преступление, просто коснувшись руками какой-нибудь вещи.

      – Думаю, на самом деле он имел в виду, что хочет остаться в живых как можно дольше. Чтобы воспитать меня.

      – Он сам тебе это сказал? – интересуется Роланд.

      – Разве в мои прямые обязанности не входит, – подкалываю я, – знать все, даже если это не было сказано?

      Роланд ничего мне не отвечает, поворачивается к ящику Бена и проводит пальцем по табличке с датами и именем. Цифры и буквы должны уже стереться добела – так часто я к ним прикасаюсь.

      Роланд вдруг нарушает молчание:

      – Странно, что ты постоянно навещаешь Бена, но никогда не приходишь к Энтони.

      Я вздрагиваю при неожиданном упоминании имени деда.

      – А я смогу увидеть его, если захочу?

      – Конечно нет, – деловитым библиотекарским тоном отвечает Роланд, но затем тон его становится по-прежнему теплым и мягким. – Бена ты тоже не можешь увидеть, и это не заставляет тебя отказаться от попыток.

      Я закрываю глаза и задумываюсь, подбирая правильные слова.

      – Дед словно вырезан в моей памяти. Не думаю, что я смогу забыть его, даже если попытаюсь. А Бен – прошел всего год, и я уже начала забывать. И не могу остановиться. Это невыносимо.

      Роланд рассеянно кивает, но ничего не говорит. Он умудряется сопереживать и быть отстраненным одновременно. Ведь он ничем не может помочь. И не станет помогать. Я приходила к ящику Бена больше двух дюжин раз за прошедший год, и Роланд ни разу не поддался на мои уговоры и не открыл его. Ни разу не позволил мне взглянуть на брата.

      – Кстати, где полка деда? – спрашиваю я, меняя тему разговора, не дожидаясь, пока боль в груди станет невозможно терпеть.

      – Все члены Архива хранятся в Специальных коллекциях.

      – А где это?

      Роланд многозначительно изгибает бровь и ничего