Звезда Альтаир. Старообрядческая сказка. Дмитрий Урушев

а наткнулся на старуху-свечницу. Черт ли сладит с бабой гневной? Не обижайся. Такие старухи нарочно стоят при церковных дверях, чтобы проверять веру входящих. У кого вера крепка, те проходят. А маловерные поворачивают назад.

      Пошли на ярмарку. Долго бродили. Зашли в конный ряд. Царевич спросил:

      – Демьян, будешь со мной по белу свету ездить, веру искать?

      – Дома у меня нет, семьи тоже, – вздохнул поэт. – Пока на месте ничто не держит, и не наскучил мир этот мне, почему бы не поездить? Изволь, готов делить с тобой все тяготы кочевой жизни.

      Обрадованный юноша тотчас вынул неразменный рубль и купил Демьяну доброго коня, а к нему седло и сбрую.

      Не стали мешкать и отправились в дальний путь. Выехали за околицу, на пыльную столбовую дорогу. Вокруг простирались поля и луга, на горизонте синел далекий лес. Поэт расчувствовался:

      – Край родной долготерпенья, край ты русского народа!

      Иван хмурился. Он все переживал утреннюю встречу со свечницей.

      Долго ли ехали, коротко ли, увидели на невысоком холме белую крепостную стену с башнями, а за ней верхушки деревьев, крыши домов, маковки церквей и стройную колокольню.

      – Демьян, не город ли?

      – Нет, – привстал в седле поэт. – Это женский Марусьев Кривоколенный монастырь.

      – Монастырь? Что это? Дед Пантелей что-то говорил про монастырь.

      – Темный ты парень, Иван. Ох, темный! Монастырь – это такое место, где живут отцы-пустынники и жены непорочны. Они удаляются от всех соблазнов сего суетного мира, отгораживаются от него высокой стеной и живут в посте и молитве.

      – Это как – в посте?

      – А так. Постятся – мяса не едят, молока не пьют, живут на одном хлебе и воде. Понятно, темнота?

      Царевич промолчал. Ему было неловко. За время путешествия он узнал много новых слов, а что они означают, даже не догадывался. Вот, например, «поэт» – это кто? А «стихи» и «вирши» – это что? Но спрашивать юноша стыдился, не хотел казаться невежей.

      Решили заехать в обитель. Может, удастся остановиться на ночлег.

      У монастырских ворот, как у обычной избы, стояла скамья. На ней, как кумушки на деревенской улице, сидели три пожилые женщины в черных платьях и черных же платках, с четками. Та, что посередине, выделялась дородностью и важностью. В правой руке сжимала изукрашенный посох.

      Женщины о чем-то оживленно судачили. Но, увидев приближающихся всадников, замолчали, выпрямились и застыли, придав лицам значительные выражения.

      Иван спешился, снял шапку и учтиво поклонился.

      – Здравствуйте, почтенные старицы! Дозвольте странникам в вашем монастыре переночевать.

      – И вы здравствуйте, добры молодцы, – скрипучим голосом ответила женщина с посохом. Смерила царевича и поэта оценивающим взглядом. – Гостеприимство – дело святое. Отчего не пустить? Только монастырь у нас девичий. Побожитесь, что вы не разбойники, не злоумышленники, не озорники и не учините у нас никакого безобразия.

      Поэт выразительно взмахнул руками.

      – Ты что! Мы люди странные и смиренные,