Неукротимая Анжелика. Анн Голон

прояснилось, облака исчезли, но море оставалось темно-зеленым и бурным. Оно яростно швыряло к берегу жалких людей, дерзнувших противостоять его гневу.

      Когда лодка оказалась совсем близко от грозных береговых скал, Никола воскликнул:

      – Ну, что Бог даст, каждый за себя!

      Каторжники попрыгали в воду.

      – А ты умеешь плавать? – спросил Никола Анжелику.

      – Нет.

      – Все равно, давай.

      Он бросился с ней в море, стараясь поддерживать ее голову над водой.

      Анжелика порядком глотнула морской воды и чуть не захлебнулась. Волна вырвала ее из рук Никола и понесла к берегу со скоростью мчащейся лошади. Ее ударило о скалы, и она вцепилась в них с нечеловеческой силой. Наконец волна откатилась, и Анжелика проползла немного выше. Но налетела другая бешеная волна, накрыв ее с головой, словно холодным саваном, потом схлынула и снова догнала ее. И все-таки Анжелике удавалось каждый раз продвинуться еще немного вперед. И наконец она вытащила свое тяжелое как свинец тело на береговой песок. Еще! Еще немного!.. Она проползла вперед, нашла какую-то ямку среди песка и сухой травы, залезла туда и потеряла сознание.

      Первая ее мысль была совсем ребяческой. Она открыла глаза, увидела над собой суровое синее небо и со страхом подумала, что за всю эту жуткую ночь ей ни разу не пришло в голову обратиться к Богу и предать Ему свою душу. Эта забывчивость ужаснула ее, словно она обнаружила в себе какое-то скрытое зло. Смущенная, она не смела исправить свою оплошность и возблагодарить Провидение за то, что оно снова даровало ей жизнь. С трудом она приподнялась. Ее тошнило от морской воды, которой она столько наглоталась, и… Стоило ли благодарить Провидение? На берегу, в нескольких шагах от нее, спасшиеся каторжники развели костер.

      Солнце поднялось уже высоко и грело так сильно, что на ней высохла промокшая одежда и даже волосы. Правда, в них было полно песка. Саднило обожженную солнцем кожу лица, руки были исцарапаны.

      Понемногу к ней вернулись все чувства. Она слышала хриплые голоса каторжников у костра. Их было человек десять. Двое что-то готовили на огне, остальные стояли кружком и спорили о чем-то.

      – Нет, так не пойдет! – кричал рослый белокурый галерник. – Мы все делали, как ты велел, соблюдали закон перед тобой. Теперь ты должен соблюдать его перед нами.

      – Мы все ее заслужили, эту адмиралову маркизу, – заявил другой тягучим и картавым голосом. – Почему это ты говоришь, что она только тебе должна достаться?

      Никола стоял к Анжелике спиной, и она не слышала его ответа. Но каторжники бурно протестовали:

      – Так мы и поверили, что она тебе раньше принадлежала!

      – Как это может быть? Она дама высшего света, что́ у нее могло быть с таким, как ты?

      – Хочешь надуть нас, приятель? Так не делается.

      – А если он и правду говорит, это все равно ничего не значит. В Париже свои правила, а на галерах – свои.

      Один из галерников, лысый и беззубый старик, произнес, подняв палец:

      – Знаешь, как говорят в Средиземноморье: «Рыба – баклану, добыча – пирату, а женщина