Неукротимая Анжелика. Анн Голон

его рука протянулась к прикованным гребцам, – и я провел долгие годы гребцом на королевских галерах. Лучшие годы моей юности. А я не сделал ничего дурного!

      – Ну конечно!..

      Лодка отошла. Герцог де Вивонн, сжимая кулаки, не мог больше сдерживаться. Позволить беглому каторжнику командовать, терпеть оскорбления от галерного гребца! А Рескатор там глядит и смеется. Ему забавно… Да, это ему забавно!

      – Ваша светлость, вы доверились слову неверных? – спросил один из лейтенантов, дрожавший от возмущения.

      – Одно бесспорно, что вашего мнения я не спрашиваю, молокосос. Слово пирата бывает тверже слова принца. Что вы об этом думаете, Лаброссардьер?

      – Совсем неожиданный ход, ваша светлость, в стиле этого злого шута. Я бы не поверил, если бы пришлось иметь дело с Меццо-Морте или берберскими капитанами, известными своим коварством.

      – Поднять парадные флаги и объявить перемирие!

      Шебека двинулась и быстро отошла на несколько кабельтовых, не боясь уже повернуться к врагу правым бортом, на котором, впрочем, сохраняли готовность к бою двенадцать заряженных пушек.

      Вдруг шебека спустила все паруса, это приостановило ее ход, и она оказалась точно позади гибнущей «Дофины», под прямым углом к ней. Спущенные с галер фелуки и каики только начали подбирать тонущих. На шебеке Рескатора царило сильное оживление. Мавры укрепили канаты внизу грот-мачты, потом принесли туда лебедку.

      На борту «Ла-Рояли» офицеры стояли не дыша, солдаты и матросы словно окаменели. Рескатор вышел из неподвижности. Он что-то подробно разъяснял своему помощнику, жестами показывая предстоящие маневры. Потом по его знаку к нему подбежал один из янычар и взял его плащ и шляпу. Другой подал сложенный кольцами канат. Рескатор положил его на плечо, бросился на нос шебеки, вскарабкался на бушприт и продвинулся по нему на несколько шагов.

      В это время его помощник обратился в рупор к капитану «Дофины», советуя оставить кормовой якорь, чтобы галеру не закружило, когда шебека потащит ее, всю тяжесть по возможности перенести на правый борт и потом, когда галера начнет выравниваться, быстро перейти на левый борт, чтобы она не завалилась в другую сторону.

      – Неужели этот черный дьявол собирается бросить свой канат, как индейское лассо, и зацепиться за правый борт «Дофины»?

      – Похоже на то.

      – Но это невозможно! Ведь канат страшно тяжел. Надо быть геркулесом, чтобы…

      – Смотрите!

      На фоне синего неба появился высокий черный силуэт. Раздался свист летящего каната, и петля его зацепилась за выступ посредине правого борта «Дофины». Бросивший его человек в маске, увлеченный силой толчка, чуть не соскользнул с бушприта, но успел ухватиться обеими руками и с ловкостью обезьяны вернулся на свое место у мачты, выпрямился, проверил крепление каната и затем привычным небрежным шагом пошел по шебеке. На борту ее поднялись восторженные крики, мавры подбрасывали свои мушкеты в знак радости.

      Лаброссардьер глубоко вздохнул:

      – Ловко получилось. Как у фокусника с Нового моста.

      – Любуйтесь, восхищайтесь,