Аскорбиновая кислота. 11/07. Юрий Серов

на свои места. Старик Коломбо! Он говорил, что волшебник, и спрашивал о желании, а Леха сообщил выбор, не придавая словам чужого человека значения. И как мир перевернулся! Если плюнуть на предрассудки и допустить возможность путешествия в прошлое, то парень сейчас либо в 98-ом, либо в 99-ом!

      Все еще не веря, Ионин взглянул на отражение в зеркале и присвистнул. Привычное лицо, которому друзья давали двадцать пять-двадцать шесть лет, преобразилось в лицо мальчика, мускулистые руки, принимающие тонну коробок одежды в день, стали детскими и хрупкими, а брюшко исчезло, уступив место ровному животу.

      Леха вышел из спальни в зал, где через окно светили яркие солнечные лучи, и зажмурился. Когда глаза привыкли, он отыскал на стене отрывной календарь и приметил дату «11 июля 1998 года». Он в прошлом! Вот это да!

      Ионин миновал зал и заглянул на кухню. Бабушка взбалтывала в тарелке яйцо с молоком – заправку для гренок. У Лехи екнуло в груди. Он видел бабушку восемь лет назад перед отъздом в Москву, а на следующий год Бог забрал ее. Когда Ион прилетел домой, баба лежала в гробу – недвижимая, холодная, но по-прежнему любимая.

      На глаза навернулись слезы, и парень спрятался в ванной. Умывался холодной водой, беззвучно ревел от охватившей его радости, подставлял ладони и ополаскивался, но слезный поток не прекращался. Когда организм выплакался, Ионин осмотрел себя в зеркале: под глазами синие круги, белки с красными прожилками, – тот еще красавец.

      – Ты чего зареванный? – спросила баба.

      – Ногой о ножку стула зацепился, – придумал Леха.

      Она обняла внука, и Ион растаял на бабушкином плече. Слезы больше не текли – закончились, видимо, а внутри все клокотало от переполнявших эмоций.

      – Садись, гренки буду жарить, – сказала бабушка.

      Ионин занял дедов стул.

      – А где дед?

      – Позавтракал кашей и в гараж пошел. Тебя не дождался, пускай спит, сказал.

      Леха во второй раз за утро ущипнул себя – больно и неприятно, но ничего не исчезло. Крохотная кухонька, чьи квадратные метры в домах-хрущевках ограничивались жалкими цифрами, плита «Россия», два холодильника «ЗИЛ» – большой и поменьше, линолеум в клеточку, раковина, – все на месте. Главное – бабушка здесь. На ней красный халат с черным горошком, фартук, она стоит, подбоченившись, и следит за процессом жарки, каштановые волосы завиты в крупные кудри, нависающие виноградными гроздьями, брови подрисованы карандашом, на шее золотой кулон с рисунком весов – подарок деда на пятидесятилетие. Ионин любовался, чтобы запомнить день навсегда. Вряд ли ему представится когда-нибудь подобный шанс. Интересно, чем он заслужил этот?

      Засвистел чайник. Дед с бабой любили свистунов. С возрастом память ухудшалась, поставишь его на плиту и забудешь, а свистуна и на балконе слышно: громкий, бывает, в ультразвук переходит.

      – Чаю налить или какао? – спросила бабушка.

      – Давай какао, ба, – ответил внук.– Тысячу лет не пил.

      – Да