Аскорбиновая кислота. 11/07. Юрий Серов

рядом, и медведи, и лоси. Много зверья. Мужики охотились, мясо в домах всегда водилось. Не голодали. Особенно мне оленина нравилась. Оленя редко удавалось подстрелить, чуткие они и пугливые: услышат шорох, насторожатся и с места как – раз! Свеженину из них готовили, мяско сладкое, нежирное.

      Бабушка так аппетитно описывала еду, что у Ионина в животе заурчало. Он не удержался, развернул из кулька фольги бутерброд и перекусил. Молодой организм требовал подпитки.

      – Сколь градусов там, глянь, – попросила бабушка.

      Леха поднялся и взглянул на термометр, висевший на входе у двери.

      – Тридцать два по Цельсию выше нуля, – доложил он.– Ташкент настоящий.

      – Это разве Ташкент? Вот дедушка у нас жил в Ташкенте, там да, то еще пекло. Влажность сумасшедшая, и печет будто в духовке… За год весь высох, одни кости остались, килограммов шестьдесят весил. Скелет.

      – А зачем он в Ташкент уезжал? От холодов спасался?

      – По службе перевели. Первый год дедушка на Дальнем Востоке служил. Вот где раздолье: красная рыба, икра, климат приятный! А затем часть расформировали, солдат перевели в другие города, но основа в Узбекскую ССР была отправлена, в столицу ее. Повезло, часть новая, солдат не обижали, все в основном такие же переведенцы, фруктов досыта, но погода беспощадная: дальневосточный жирок быстро сошел. Температура под пятьдесят в тени доходила, а по ночам меньше сорока не опускалась.

      – Даже зимой?

      – Зимой легче там, десять-пятнадцать тепла.

      Бабушка прилегла, вытянув одну ногу вдоль кровати, а другую свесив на пол. На свежем воздухе болезнь отпускала, дышалось лучше, и сердце не безобразничало. Тяжелые периоды приходились на ночь: и не спишь толком, а грудь сдавит – и не вздохнешь. После операции бабушке полегчало, но сбои все равно случались. Единственной радостью оставался сад-огород, где ты в делах и в заботах, и хворь не так заметна.

      Бабушка задремала, и внук на цыпочках покинул домик.

      Дед следил за поливом. Стоял под палящим солнцем, уткнув руки в бока, – коричневый, будто его прокоптили. Ионин поспешил к нему.

      – А, охламон, это ты! Все в теньке отсиживаешься?

      – Какой там, деда! Мы землянику собирали, бабушка отдыхать легла.

      – Пускай покемарит, – одобрил старший.– Надо сегодня китайку выкорчевать, засохла совсем. Поможешь? Без тебя не справлюсь.

      – А что надо будет?

      – Спилим яблоню, отнесем в лес. Пенек обкопаем, попробуем выдрать. Он крепко, зараза, засел, наверное.

      – Сделаем, – заверил внук.

      Дед замолчал, а Леха решил пройтись по владениям.

      Сколько лет минуло с тех пор, как он приезжал сюда. Сначала с дедом и бабушкой, потом, получив права, сам – на дедовой «девятке», перешедшей по наследству к нему. Годы летели, сад дряхлел, ворье срезало трубы, растащило инструменты, домик продали дядьке, а позже за копейки и садовую землю перекупщикам. Ничего не осталось.

      В 98-ом