Ундервуд. Роман Казимирский

сложился образ незнакомца, который совершил что-то настолько героическое, или, напротив, ужасное, что и столько лет спустя об этом предпочитают не говорить вслух. Поняв, что, возможно, ей в руки попал артефакт, который приоткроет завесу тайны, мучавшей ее с самого детства, Анита оглянулась и прислушалась, пытаясь определить, не привлек ли весь этот грохот внимания родителей. Но все было тихо, и она, успокоившись, отложила свою драгоценность в сторону, предположив, что, возможно, сможет найти еще что-то, относящееся к ее деду. Девушка оказалась права – в одной из коробок она обнаружила пишущую машинку и несколько запасных лент. Ей никогда прежде не приходилось иметь дело с подобными механизмами, но она рассудила, что в этом не должно быть ничего сложного, и, подхватив все свои находки, поднялась в свою комнату, стараясь ступать как можно тише. Впрочем, ей пришлось еще раз спуститься в подвал, чтобы привести там все в порядок. Помня о том, как мать относится к своему отцу, девушка решила, что не стоит нарываться на неприятности. Вернув все на место, она оглядела результаты своей работы и осталась довольна: если бы кому-то пришло в голову заглянуть сюда, он вряд ли обнаружил бы следы ее пребывания здесь. Чувствуя свою причастность к чему-то таинственному, Анита поторопилась к себе, чтобы заняться изучением обнаруженного материала.

      Прежде чем приступить к чтению, она задвинула коробку с пишущей машинкой под кровать, чтобы ее не было видно со стороны, и, удобно устроившись на кровати, перевернула первый лист. То, что она обнаружила внутри, не было похоже ни на что из того, что она читала прежде. Правда, какая она есть, поразила девушку до глубины души еще и потому, что события, описанные Конрадом, имели к ней непосредственное отношение. Понимая, что проникла в святая святых чужих переживаний, и чувствуя себя почти преступницей, она, тем не менее, не могла заставить себя оторваться от чтения. Пожелтевшие от времени страницы рассказывали ей о том, как молодой человек, совсем недавно ставший отцом, превращается из наивного мечтателя в отравленного жизнью старика, пусть не снаружи, но внутри. Сцены насилия, которые были описаны без прикрас и как бы между прочим, заставили ее совершенно иначе взглянуть на события, о которых она знала только из периодической печати и учебников по истории. Увлекшись чтением, она не заметила, как стемнело, и очнулась, только когда в ее дверь постучали. Моментально спрятав листы под подушку, она отозвалась, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно:

      – Войдите!

      – Это я, – в дверном проеме показалась Лаура. – Опять ты со своими книжками?

      – Да, увлеклась немного, – кивнула Анита. – Что-то случилось?

      – Случился ужин. Все ждут только тебя.

      – Да, конечно, извини.

      Соскочив с кровати, девушка почувствовала головокружение – то ли от обилия новых впечатлений, то ли от слишком быстрой смены положения. Однако ей удалось быстро взять себя в руки, и, поцеловав мать в щеку, она спустилась вместе с ней в столовую. Только