Темное дело. Т. 1. Николай Вагнер

За-автра… Завтра не отда-а-ашь.

      – А мне пряничка дадите… на гривеничек? – спросил я, подходя к ней и давая ей гривенник.

      Она ничего не сказала. Глаза её потускли. Она, как кошка, быстро выхватила гривенник из моих пальцев и зажала его в зубы. Потом распахнула бурнусик и из внутреннего кармана бойко вынула четыре пряника и три конфеты, пересчитана их у себя на ладони и подала мне.

      – Конфетки по две копейки, пряники по одной копейке… вшего на 10 копеек.

      – Как же, ведь вы продаете пряники по полкопейке?!

      – Ц! – она передернула плечами, – то жвестно другие… то для маленьких дивчат.

      – А хотите, я вам куплю много хороших конфет и пряников? Только мы пойдем вместе с вами, и вы сами выберете.

      Ришка подозрительно посмотрела на меня. Глаза её заблестели. Она несколько раз обёртывалась к дверям и, вставая на цыпочки, заглядывала сквозь стекла в сени подъезда.

      Она, очевидно, кого-то ждала.

XLVII

      В это время справа из улицы с шумом выступило пять или шесть девочек. Они громко говорили, махали ручками, жестикулировали и, ещё издали завидя Ришку, все подбежали к ней.

      – У! у! У! – оглушительно – закричали они визгливыми голосами, обступая её и уставив на неё пальчики. – Жидовка! жидовка! У!у! Жид Христа продал.

      – Идёмте! – вскричал я, взяв её за руку и увлекая её за собой.

      – Кыш! Пошли прочь! – закричал я на всю воинствующую компанию.

      Но компания не отстала. Она бежала за нами и продолжала кричать и укать.

      Я вынул кошелёк, достал горсть медяков и мелкого серебра и кинул их на середину улицы. Все с криком бросились подбирать.

      Мы быстро двинулись до угла переулка.

      А в это время двери подъезда отворились. Из них вышел Кельхблюм и закричал:

      – Ришка, Ришка!

      Но я увлек её, и мы скрылись за углом.

      В нескольких шагах был трактир.

      – Идёмте сюда! – вскричал я, не выпуская из моей руки холодной, костлявой ручки Ришки.

      И мы быстро вбежали по невысокой лестнице, вошли в душную, закопчённую приемную, в которой никого не было, кроме санного буфетчика за прилавком, и повернули почти бегом в боковую.

      Я шел дальше и дальше через ряд грязных комнат со столами, накрытыми закапанными скатертями, на которых, на каждом, стояла опрокинутая полоскательная чашка. Двое половых, сильно размахивая руками, следовали за нами.

      Мы пришли в дальнюю небольшую комнатку, совершенно закопчённую и замасленную. С меня сняли шинель, и мы сели за маленький столик.

      – Ну! – сказал я, обращаясь к половым. – Прежде всего уговор лучше денег. – И я вынул и подал им синенькую пятирублевую ассигнацию. – Это вам на чай. Только язык в зубы, а глаза в карман, и нас здесь нет. Поняли?

      – Оченно хорошо-с! – сказал мне, ухмыляясь русый парень, и низко кланяясь, встряхнул волосами.

      – И буфетчику скажите тоже.

      – Оченно хорошо-с!

      – А нам сюда живо: конфет нарядных, пряников, да хороших, порцию чаю и бутылочку цимлянского.

      – Сию минуту-с!

      И