Темное дело. Т. 1. Николай Вагнер

вскричал я. – Да разве я один?! Разве не вся молодёжь в П.?

      – Против молодёжи мы тоже примем меры-с. С завтрашняя дня Сара не будет более на сцене. Её заменят другой. А вам я ещё раз советую остеречься, и главное… заметьте – это главное… – и он, подняв палец кверху, прошептал мне многозначительно: – Главное, забудьте о вашем пассаже и о вашем двойнике. Слышите! Забудьте! А не то в 24 часа… попадете в места не столь отдаленные, а может быть, даже и слишком отдаленные, если в дурной час попадете! Да-с! Обещаете вы мне молчать? Да? – И он протянул мне руку.

      Совершенно ошеломленный и бессонной ночью, и всей этой историей, я молча пожал ему руку.

      – А теперь извините. Вы свободны, совершенно свободны.

      И, отворив дверь, он прокричал в коридор:

      – Ей! Подай им шинель!

XLIV

      Выйдя на улицу, я вдохнул полною грудью свежий, чистый воздух. День был снежный, теплый, и, помню воздух был такой освежительный, что я не мог им надышаться досыта.

      Помню, меня тянуло домой выспаться, отдохнуть, напиться чаю. Но мимо меня мелькнули сани, которые мчал роскошный, вороной рысак с голубой накидкой, и в них женская фигура. Сердце мне подсказало: «Это она!» и забилось как в лихорадке. Мгновенно я забыл и голод, и отдых, и сон. Сани остановились в десяти шагах впереди меня. Она быстро обернулась, и я действительно узнал Сару.

      К ней подошел с тротуара Кельхблюм (его я тоже сразу узнал) и я закутался инстинктивно в шинель.

      Они поговорили несколько слов, и сани снова также быстро умчались. Помню, как грациозно откинулся её гибкий стан при порывистом движении рысака, и покачнулась головка в маленькой черной бархатной шляпке.

      Я двинулся вслед за Кельхблюмом.

      Я не знаю, для чего я это сделал, но мне хотелось что-нибудь выследить, разузнать, найти хоть какую-нибудь нить в этой темной, но очаровательной бездне.

      И я шел, кутаясь сильнее в шинель и стараясь не терять из виду Кельхблюма.

      Сердце моё сильно билось, и под такт ему я повторял: «в места… в места… в отдалённые места».

      Мне казалось, что роль моя, роль защитника и охранителя Сары уже началась, и я был наверху рыцарского блаженства.

      Кельхблюм несколько раз подозрительно оборачивался кругом и пристально взглядывал на меня. Но, очевидно, он не мог меня узнать.

      С большой улицы он свернул в другую, затем в третью и, наконец, на Покровской, подойдя к двухэтажному новому дому, который у нас был известен под именем Акламовскаго, он исчез в подъезде, у которого стоял вороной рысак с голубой накидкой.

XLV

      Я подошел к подъезду.

      У самых дверей, прислонясь к ним, стояла девочка лет одиннадцати, одетая в сильно поношенный и порванный бурнусик. Голова её была покрыта полинялым замасляным платочком.

      Девочка была худа, она поминутно передергивала плечами, ёжилась от холода и прятала свои покрасневшие ручки в охмыстанные, короткие рукава бурнусика.

      Она ни минутки не могла постоять покойно. Живая, как ртуть, она повертывала головой во все стороны и переминалась с ноги