Построение квадрата на шестом уроке. Сергей Носов

чужое? Тамара Михайловна, засыпая, вспоминает маму и себя маленькую. Она хочет вспомнить, как мама ей говорила, что нельзя брать чужое, но вспоминается, как в лодке плывут и собирают кувшинки. Никогда, никогда в жизни не брала чужого. И тут вдруг щёлк:

      – Брала!

      Тамара Михайловна глаза открыла. Почувствовала, как похолодела спина. Как стали ноги неметь. Испугалась даже.

      Тут же мобилизовался внутренний адвокат: брось, Томка, ты это чего? – это же совсем другой случай.

      Да как же другой, когда именно тот?

      И никакой не «именно тот». Все ты правильно сделала. Ведь должно все по справедливости быть. А разве справедливо, что к ним никто не ходит во двор, а все собаки исключительно к нам?

      Но, простите, так ведь нельзя. Это же последнее дело – за счет других свои проблемы решать. Разве так поступают интеллигентные люди?

      И совсем не «за счет». Им от этого хуже не стало. У них целых две было таблички, на одном практически месте. Просто, Томочка, ты устранила нелепость.

      Отговорочки. Нет!

      Одеяло роняя на пол, села на край кровати, а в висках у нее кровью стучит:

      – Нет! Нет! Нет!

      И понимает она, что муторность, которой хотела найти мотивацию, только тем и мотивирована, что это ее личная муторность. И что стыд, он не за других у нее, а за себя саму.

      Хотя бы раз в жизни взяла бы она чужое что-нибудь – какой-нибудь карандаш, какую-нибудь стирательную резинку, – тогда бы и это присвоение можно было проще перенести. Но Тамара Михайловна даже совочка в песочнице без спросу не брала ни разу, не было такого! И вдруг!.. Это же морок на нее нашел какой-то…

      Надев кофту на ночную рубашку, Тамара Михайловна идет на кухню пить валерьянку.

      Зябко. Нехорошо.

      Внутренний адвокат еще пытается вякать. В том духе, что не сами же две таблички себе установили парочкой, это просто ошибка каких-то высших распорядительных инстанций, а Тамара Михайловна ошибку исправила, и не переживать ей надо сейчас, но гордиться собой. Только:

      – Нет! Нет! Нет! – стучит кровью в висках.

      Маша поздно ложится – надо ей позвонить.

      – Машенька, как у тебя, все ли у тебя хорошо?

      – Тетя Тома, что-то случилось?

      – Ничего не случилось. Просто ты не звонишь, и я беспокоюсь.

      – В три часа ночи?

      – Как в три? Не может быть, три… Двенадцать!

      – Тетя Тома, у тебя что с голосом?

      – Действительно три. Извини. Что-то нашло на меня… Да, кстати. Зачем ты им сказала, что я старая дева? Кому какое дело, у кого какая частная жизнь? Что это за манера вмешиваться в чужие дела?..

      – Подожди, я выйду в коридор…

      – Ты не дома?

      – Почему я не дома?

      – Ты никогда не называешь прихожую коридором.

      – Я дома. И я ничего плохого о тебе не сказала. Им нужен был определенный типаж. Образованная женщина, владеющая языком. Они этим и заинтересовались, что ты микробиолог, специалист по дрожжам, а уже только потом, что ты… как ты говоришь,