Радрадрабен. Дмитрий Леонидович Федорович

сейчас вот.

      Глендавейн немедленно вздёрнула нос – нет, скорее носик – и с ехидцей осведомилась:

      – И кто ж, если не секрет, предупреждал?

      Об этом Робин, если по-честному, даже не задумывался, но, не растерявшись, ответил кратко и веско:

      – Пах.

      Если подумать, то больше и некому было, не было больше у Робина покровителей из небесного пантеона. Глендавейн недоверчиво посмотрела на графа, но всё же отступилась: Пах был богом уважаемым, не из самых первых, конечно, но и далеко не из последних. Она тоже стала разворачивать конька, а вслед за ней и Бека, так ничего и не понявший.

      Граф обернулся и сказал босяку, всё так же стоявшему у обочины:

      – За весточку спасибо. И мой тебе совет на прощанье: ты лужицу какую-нибудь найди, помойся, Пах грязнуль не любит, – и тронул лошадь.

      Мужик постоял немного молча – переваривал, а потом его прорвало:

      – Какой такой Пах? Не знаю никакого Паха! Мой бог – истинный, мой бог везде! Он – капля в океане, он – тень во мраке, он – облако в тумане, он – искра в пламени, он – песчинка в бархане, он…

      Тут они заехали за поворот, и дальнейшее местонахождение бога грязнуль осталось им неизвестно.

      К мосту подъехали, когда стало смеркаться. Робин спешил, хотя особой надобности вроде и не было. Оранжевый шар солнца уже коснулся горизонта, птицы смолкли, лишь изредка попискивало какое-то неведомое насекомое. Страшную поляну они проскочили почти галопом, а змеи, наверное, уже залезли на свои деревья и готовились ко сну. Бека повздыхал – скорее всего, о судьбе утерянного мешочка с жемчугом – но даже не предложил остановиться и поискать его в траве. Змей он боялся панически.

      До пропасти добрались без приключений. Граф решительно спешился и пошёл к мосту, ведя присмиревшую лошадь в поводу. Он твёрдо пообещал себе стать на ночёвку только на той стороне. Чем объяснялось такое непременное желание, он не знал и разбираться в этом не желал. Робин обернулся и хотел поторопить спутников, но вдруг дорога под его ногами вспучилась и толкнула его вверх. Это было так неожиданно, что он не успел испугаться, зато его лошадь захрапела и поднялась на дыбы. Граф занялся укрощением скакавшего козлом конька и пропустил что-то важное, потому что Бека закричал: «Смотрите! Смотрите!..», а Глендавейн брезгливо сказала: «Заткнись ты!». Наконец, животное успокоилось, и Робин получил возможность осмотреться.

      Всё вокруг изменилось в мгновение ока: темно было почти как ночью, хотя солнце ещё наполовину торчало из-за пологого лысого холма. Стало холодно, противный колючий ветер драл полы плаща.

      Робин поёжился, проверил в ножнах Истребитель и пробормотал что-то вроде «да, похолодало что-то…». Земля опять дрогнула, потом ещё раз и ещё. Кони уже не дёргались, а только испуганно прядали ушами при каждом толчке.

      – Вверх, вверх смотри, граф! – шёпотом прокричал Бека, но Робин, словно зачарованный, не мог отвести взгляд от моста. Замшелые глыбы при каждом вздохе земли шевелились, как живые, в бездну сыпались мелкие камешки. Между камнями появились зазоры, сначала узенькие, а потом и в ладонь шириной. Мост шёл волнами, как