Герцогиня и «конюх». Роман Антропов

пути.

      Наступило молчание.

      – Вы вот, Эрнст Иванович,  – заговорил Бестужев,  – только что сказали одну фразу, смысл которой для меня неясен, туманен: «Я не хочу никому отдать Анну». Так?

      – Так!

      – Что должна означать эта фраза? Теперь мы наедине, мы можем говорить откровенно,  – продолжал Бестужев.

      – Извольте, я сам не люблю играть в прятки. Для вас, Петр Михайлович, кажется, не должно бы быть секретом, что ее светлость, Анна Иоанновна, подарила меня своею благосклонностью… Припишите это чему угодно: моей ловкости или ее скуке,  – но факт остается фактом.

      Бестужев изменился в лице и закусил губу.

      Бирон заметил это.

      – Вы, может быть, осуждаете меня за то, что я оглашаю тайну, какую обыкновенно не принято говорить даже на исповеди священнику? – спросил он.  – Но, во-первых, вы сами настаивали на полной откровенности, а во-вторых, мы – не просто мужчины, а люди придворные, которым разрешено делать такие ходы, какие не дозволяются простым смертным.

      «Ловкий он, ох, ловкий!» – проносилось в голове Бестужева.

      – Итак, это совершилось,  – продолжал между тем Бирон.  – О том, что вы знаете это, не может быть сомнения. Лучшим доказательством служит ваше письмо к вашей дочери Аграфене Петровне Волконской.

      – Как?! Вы и это знаете?

      – Знаю. Хотите, я вам на память скажу начало его? «Я в несносной печали; едва во мне дух держится, потому что через злых людей друг мой сердечный от меня отменился, а ваш недруг (Бирон) более в кредит остался».

      – Как вы узнали содержание этого письма? – глухо спросил Бестужев.

      – А не все ли это вам равно, Петр Михайлович? Только вы одну ошибку допустили: я – вовсе не ваш недруг, а друг, а вот по отношению ко мне-то вы разные интриги пробуете подпускать.

      Бестужева передернуло.

      – Итак, я не хочу отдавать то, что мне принадлежит! – опять надменно выпрямился Бирон.  – Вы извините меня, но это только русские дур… глупые люди глядят спокойно и хладнокровно, как мимо их рта проносят ложку.

      – И конечная цель вашего домогательства? – прищурился Бестужев, играя лорнетом.

      – Она так высока, что вы, donner-wetter! – даже не поверите мне! – потер руки Бирон.

      Бестужев с нескрываемым удивлением глядел на тайного фаворита ее светлости.

      Бирон подошел и заглянул во все двери кабинета.

      – Что это вы делаете, Бирон? – спросил резидент.

      – Иногда и двери имеют уши, ваше превосходительство,  – прошептал «конюх», а затем, подойдя вплотную к Бестужеву и в упор глядя на него, продолжал: – Скажите, Петр Михайлович, вы верите в тайные науки магов и чародеев?

      Бестужев усмехнулся:

      – Вы положительно решили сегодня изводить меня загадками, любезный Эрнст Иванович.

      – Однако вы не пожалеете о сегодняшнем вечере… Итак, верите вы или нет?

      – Нет! – решительно ответил Бестужев.

      – Напрасно! Смотрите на мою руку. Этой руке было предсказано, что она будет поддерживать корону.