Разбитый Адам. Роберт Олегович Киров

того, чтобы тебе креститься в его смерть… нужно покончить с собой. Да-да, ты не ослышался. Именно покончить – самому, а не умереть в бессмысленной и постыдной дряхлости. Иначе ты не займешь Его место.

      – Нет, нет, ты не можешь так… Какое место? Ты мучаешь меня!

      – Ах, Агатенок, ты оказался таким трусом, букашкой! Мне даже стыдно за тебя. Но я помогу тебе. Не переживай. Смерть можно обмануть. Главное, не на шутку наслать ее на себя.

      А пока, я вижу, ты устал. Я сделаю тебе хорошо. Видишь, как ты напряжен. Бедненький…

      Истомный звук вырывается из груди мальчика.

      – Положись на меня. Ведь мы любим друг друга… Любим же, да? Это и будет началом твоей смерти.

      – Я искал тебя… искал тебя, чтобы любить и воскреснуть.

      – Для того чтобы воскреснуть, нужно умереть, – говорит Зекла и целиком проглатывает половой член юноши.

      Когда Агат доходит до истечения, его ребра скручивает чувство опустошения, позора и немощи. Лицо искажает плач. Но нет слез, есть вкус желчи во рту и тошнота.

      Зекла встает с ложа и одевается.

      – Теперь все кончено, уходи.

      – Для чего? Для чего ты растлила меня? Ты ведь знала, я люблю тебя, я не могу тебе сопротивляться…

      – Лжец! Ты мог мне отказать. Слабак!

      – Не надо…

      – Теперь ты знаешь, что ты Ничто. Тебе и убивать себя не надо, чтобы умереть. Ибо ты Ничто, а Ничто не сможет занять место Отца, как червь не может занять место человека!

      Агат бледнеет. Взгляд его становится болезненным. Он перестает понимать, что говорит Зекла, и в голове его начинают клубиться мысли: как она устроилась в этот блудный дом? Когда успела стать госпожой? И кто внушил ей эти дерзкие, жестокие идеи?

      – Нет, это немыслимо! – восклицает Агат, на секунду выйдя из оцепенения.

      – Бог мог бы сказать: «Кто следует заповедям Моим, тот достоин Меня». Но нет ничего дотошней и омерзительней для Бога, чем выхолощенное благочестие морализаторства. Даже для Мертвого Бога! Бог никогда не желал видеть нас «моральными».

      Бог хотел, чтобы мы стали достойны Его. И нет другого пути, кроме как через грех. Потому что в противном случае «благочестие» – ничто. Оно не заслужено. Но только тогда тебе будет воздаяние и слава благочестивого, когда ты от греха откажешься, оторвешься, будучи к нему приращенным всем сердцем. Это и значит сораспяться и умереть для мира вместе с Христом. Мы родились, чтобы умереть. Совершенно умереть. Неужели ты никогда не думал об этом? У смерти свои гении.

      Зекла толкает Агата на ложе и залезает на грудь обессилевшего мальчишки.

      – Я же, милый мальчик, стараюсь прелюбодействовать как можно больше, я совершаю преступление против любви. Ты спросишь, зачем?

      Пощечина.

      – Чтобы как можно меньше людей держались за ветошь морали.

      Пощечина.

      – И когда эти обрывки вымоет шторм сладострастия, они останутся ни с чем, они завянут, как трава.

      Не вздумай убрать ланиту!

      Пощечина.

      – Земля-хлыстовка, – пощечина, – столько веков ходит без глаз в бездне разложения,