Осенний август. Светлана Нина

дочь едва ли можно назвать хорошо воспитанной.

      – Настоящей девицей, это вы имеете ввиду?

      – Хотя бы!

      Мария посмотрела на непрошенную рецензентку с какой-то отстраненной жалостью, отдающей глубинным непониманием ее порывов, а оттого безразличием к ним.

      – Настоящая женщина – это нечто ирреальное, уникальное. Я так и не знаю, что включается в себя обширное понятие «настоящей». Может быть, настоящая – это искренняя. Умеющая любить – редчайший, бесценный дар. Не так как у Шекспира – вовсе не красота. Ее так много. Но наполняет все смыслом только душа. Красота важна тогда, когда она наполнена, переливает через край восхищением жизнью, энергией, добротой. Красота – это мерцание в глубине и никак иначе. Те, кто не может отличить одно от другого – несчастные.

      Графиня Марьина фыркнула и ретировалась с каким-то неодобрительным возгласом про прогнившее общество.

      – Мне вообще не нравится это словосочетание – «настоящая женщина». Все мы настоящие, живые. Дышим. Почему тогда одна настоящая, а другая искусственная? Глупость какая-то, – закончила Мария уже только перед внимательно внимающей Верой.

      Вера не могла сдержать широкой улыбки. Намеренная сложность монолога матери была единственным, что остудило пресыщенную графиню.

      Вера вновь испытала диссонанс от прикосновения к скрытой духовной и эмоциональной жизни матери, которая была в ней заперта и прочим недоступна. Которая проявлялась случайно оброненными фразами. Как этого было недостаточно… Мария, не делая ничего особенного, всегда жила какой-то скрытой духовной жизнью, и дочери инстинктивно понимали это. Внешне она была глубоко несчастна, но у женщин не бывает одного уровня. Потухшая женщина, забитая обществом, обрубленная и сбежавшая от него в стены своей комнаты, она получила спокойствие, о котором всегда мечтала.

      8

      В конец того вечера Полина попрощалась с гостями и решила ехать к друзьям на другой конец города. Она умела быстро остывать, как люди, забивающие жизнь излишками людей, и, вдоволь наговорившись с Матвеем, уже забыла о нем.

      Она стояла на крыльце и задумчиво курила, выдыхая дым в сторону звезд. Сзади послышались мужские голоса. Обернувшись, она различила стройные силуэты Ярослава и Игоря.

      – Славный выдался вечерок, – сказал ей Ярослав для того, чтобы не создавать неловкость молчания.

      Полина кивнула и неожиданно насупилась. Ярослав знал, что за этим последуют обличения и сарказм. Ему захотелось уйти, потому что он не был готов в очередной раз сталкиваться со строптивой соседской дочерью.

      – Как вам прошедший вечер? – некстати для Ярослава спросил Игорь, больше обращаясь к Полине.

      – Вечер как вечер, – отозвалась та, хотя прекрасно провела время, а захандрила, только выйдя из дома.

      – Они там начали стихи читать, – добавил Ярослав.

      Полина пожала плечами.

      – Как забавно мы обманываемся собственными инстинктами и превращаем их в поэзию, – веско