Осенний август. Светлана Нина

которые та мечтала потратить на шкатулку слоновой кости. Вера уперто совала ей бумагу, а Анна, вопреки обыкновению, не увертывалась от прощального подарка.

      – Ну, матушка… Свидимся еще.

      Вера улыбнулась.

      – Главное, что нет его больше. Что бы ни было, оно лучше будет, чем до того. Столько лет ты об этом мечтала.

      – Не так стремительно… Но да.

      – Посмеемся еще над всей этой канителью.

      6

      Полина посмотрела на мать – стареющую, но виртуозно умеющую быть привлекательной, когда ей этого хотелось. Она чувствовала в ней силу, подобную своей. В Вере этой силы не было, она состояла из другой материи.

      – Смотрю я на тебя… – протянула Мария, отстраненно наблюдая за тем, как дочь собирает учебники. – В тебе столько энергии… Может, и я бы так смогла. Но я жила не в то время.

      – Ты жила время, когда женщины возводились в ранг божеств и вертели гениями.

      – Это был удел единиц. И потом, несмотря на то, что они оставили такой вклад в истории и кем-то там вертели, они были лишь музами, лишь теми, что кого-то на что-то навел. Хозяйками салонов, коллекционерками, а не их гостьями. Как ни крути, роль эта пассивна. Я жила во время, когда женщине надо было сдвинуть с места Эверест, чтобы быть признанной гением. И потому многие канули в безызвестности, не получив ни образования, ни шанса – кому везет с отцом, который одобрит? Говорят, будто, если хочешь, тебя ничего остановит, но нельзя недооценивать страхи и зависимость от мнения окружающих. Нельзя недооценивать каждого мерзавца, который преградит тебе дорогу. Как много нужно человеку, чтобы состояться… Только ваше время хоть что-то начало делать с этим. Но я не верю, что образ мышления планеты изменится за одно поколение. Люди слишком цепляются за мрак и то, что без всякой причины способно отравить если не их жизнь, то жизнь соседа. Только из-за того, что им лень прислушаться к разуму.

      Полина задумалась и понимающе поджала губы. Затем сказала:

      – Но погоди, ведь именно в твое время начались эти революционерки, бьющие землю копытом. Разве это не женская деятельность?

      Мария отвела глаза, будто вспоминая что-то неприятное.

      – Ты бы смогла, я думаю. И теперь еще не поздно, – добавила Полина неуверенно.

      – Может, я не тем занималась. Я ты учись, пока можешь.

      – Может, тебе просто не хватает оголтелости. И в этом ты ближе к Вере…

      – Мы все – бесконечные отражения друг друга, особенно родственники. Мы все во всех, понимаешь?

      Мать чувствовала отчуждение от дочерей, потому что они были слишком прогрессивны и учили ее жизни. Она ощущала свою им ненужность, опыт ее был слишком обесценен устарелостью и смешон на фоне их феерии.

      Полина пробурчала что-то отвлеченное и выбежала из комнаты в своем простом сером платье, но замерла на пороге.

      – Представляешь, – усмехнулась она. – Сегодня я получила письмо, видимо, адресованное мне по ошибке – вот ведь ирония судьбы… Письмо возлюбленной, отношения с которой зашли в тупик. Страстное, почти