Тот самый снег. Виктор Викторович Улин

так перепихнуться ко мне не пришел никто.

      И вечера в общежитии были почти полностью посвящены пьянству – иногда в одиночку, обычно с другими преподавателями.

      Так вот, незадолго до экзамена староста подходила к преподавателю и где-нибудь в укромном уголке решался вопрос о таксе.

      Как только деканат раздавал экзаменационные ведомости, староста приходила ко мне в общежитие с пачкой зачеток и пачкой денег. И за закрытыми дверями процесс решался очень быстро. В часы назначенного экзамена мне оставалось лишь делать вид, что я сижу и жду студентов.

      Сама староста, ясное дело, получала оценку бесплатно – за труды.

      Первый мой приезд в этот город состоялся поздней весной, в мае, когда все цвело, кричало о жизни и гребле и еще больнее травило душу.

      В этот приезд я общался в основном с одной из старост – Натальей (2D9).»

      Против воли я, почти не напрягая память, вспомнила и эту самую Наташу – мать-одиночку лет тридцати или около того, учившуюся на курс старше нас. Работавшую где-то на почте в том городе и даже жившую., по случайности прямо во дворе института. Точнее, сама «академия», оккупировавшая бывший заводской детсад и оставившая себе даже детские табуретки как мебель для аудиторий, находилась во дворе этого, достаточно большого для того города, девятиэтажного дома. Где в одном из подъездов под балконом первого этажа был оборудован проволочный вольер, в котором кто-то держал собак…

      Сама же Наташа, одна из известных своей пронырливостью старост, в институт ходила в короткой юбке, сияя беззастенчиво оголенными ногами. Хотя, если говорить честно, кроме ног в ней не было ничего, на что мог бы упасть взгляд преподавателя. Грудь ее была немаленькой, но сильно отвисшей, а лицо отталкивало очень грубыми чертами. Не знаю, почему Виктор Васильевич дружил с нею и общался в коридорах академии даже при мне – общался, как со старой подругой… Или даже бывшей любовницей?

      Я поднялась вверх по тексту и сравнила обозначения. Я, то есть Юля, относилась к классу «А», Ирина к классу «С», а Наталья к классу «D». Возможно, этот класс означал именно закадычных подруг, в отличие от моего класса… Ведь я-то все-таки была его любовницей…

      Но почему он назвал меня чужим именем? В этом, вероятно, мне еще предстояло разобраться.

      И что обозначали две других класса? Видимо, деление на классы шло по степени овладения телом той или иной женщины…

      Я подумала о том, что помимо воли пытаюсь раскусить классификацию моего бывшего математика – циничную, но очевидно важную для его воспоминаний. И почувствовала, что сама от этих мыслей возбуждаюсь все сильнее и сильнее.

      По моей коже бегали мурашки; между ног у меня как намокло сразу, так и продолжало становиться все мокрее и мокрее; вероятно, в конце дня мне предстояла радикальная смена белья – будучи женщиной, я всегда хранила в запертой секции своего стола не только помаду, тушь и влажные салфетки, но также несколько пар запасных трусов и колготок,