Тот самый снег. Виктор Викторович Улин

Поэтому в отличие от большинства своих коллег других специальностей, старавшихся приехать ненадолго и поскорее вернутся домой, я всегда пытался взять все возможные часы по математике и жить там хоть целый месяц в ужасном, медленно разваливающемся общежитии какой-то автобазы, последний этаж которого арендовала академия.

      И меня не напрягал чудовищный график работы. Я уже не помню, что бывало по субботам и воскресеньям: кажется, в каждую сессию выпадало 1-2 свободных дня. Но типичной являлась ситуация, когда мои занятия начинались в 8 (или в 9, уже не помню) утра и с часовым перерывом между сменами продолжались до 10 вечера. Впрочем, вечерние занятия никого не напрягали. Стоило просто следить, когда уедет начальство. И тогда можно было сворачиваться, распускать студентов по домам, а самому возвращаться в общежитие и пить водку.

      Честно говоря, как я ни вспоминал, не смог точно вспомнить, в каком году я поехал в этот город в первый раз: в 1998 или 1999. А разница существенна. Поскольку в 1998 у меня еще имелась машина, та самая старая «Ауди-100», которая принесла мне немало маленьких радостей – в которой я так счастливо грёб Зою (А6) и от души тискал белые груди Ирины (С3). В 1999 я уже собирался продать эту машину, да и вообще последний год ХХ века принес мне слишком много несчастий. Где-то в кладовке лежат несколько фотографий с тех сессий, подписанные датами, но чтобы найти их, нужно перерыть кучу хлама, а потом еще вспомнить, на какой именно сессии все было снято. Но я точно помню, как перед первым отъездом советовался с кем-то, ехать ли мне в командировку на машине, или воспользоваться автобусом. Умные люди сказали, что на машине ехать категорически нельзя: половину так или иначе заработанных денег я потрачу на бензин и стоянку, а вторая половина уйдет на штрафы, поскольку в том городе необыкновенно злые менты.

      Итак, я полагаю, что следует исходить из того, что первая поездка состоялась в 1998 году. Где-то во второй половине мая.

      Когда я еще был абсолютно счастлив. Да, в моей глубоко несчастливой жизни случались короткие моменты такого бездумного счастья. Когда рейсовый автобус въехал на центральную улицу города (как потом оказалось, там их имелось две, перпендикулярных), по одной стороне стояли современные дома, у стен которых пробивались первые листочки новой зелени, а по другой тянулись частные постройки, за заборами которых бушевали неистовым цветом яблони, я почувствовал такое счастье, что готов был взлететь выше автобуса.

      Я вырвался из своего осто****евшего города, мне предстояли почти 4 недели свободы, в течение которых – если верить рассказам опытных людей – я мог сладко выгребать здесь по обоюдному согласию если не всех, то хотя бы половину заочниц.

      Душа моя парила в эмпиреях сладостных предчувствий.

      Ах, если бы хоть что-то из того, о чем я мечтал, сбылось…

      Но вернемся к истории Юли.»

      Хотя я никогда не интересовалась литературой, стиль Никулина меня сразу окутал своей неприторной изысканностью и каким-то почти фотографическим описанием