Черные Вороны. Реквием. Ульяна Павловна Соболева

о его штаны.

      – Вспомнил?

      Толстяк быстро закивал.

      – Я все скажу. Светлана ее звали. Ильина.

      Еще бы ты не запомнил, иначе ты бы не напоминал о себе Ворону каждый год. Ты не просто запомнил, мразь, ты даже записал или перефотографировал.

      – Год рождения запомнил?

      Он снова быстро закивал.

      – Да. Запомнил.

      – Старое свидетельство или копия остались?

      – Нет. Я все уничтожил… Я…

      Я посмотрел ему в глаза и потрогал лезвие, нарочно разрезал палец и слизал кровь.

      – Остались… у меня на даче. В чулане в чемодане с архивными папками. Мы можем поехать и найти вместе.

      Я и сам найду, не переживай. Притом найду в ближайшее время.

      – Я не попрошу больше денег. Отпустите. Вы обещали… – заскулил он, начиная понимать, что вот теперь он реально сказал мне всё и соответственно его жизнь не стоит больше ни гроша.

      – Конечно ты больше не попросишь.

      Когда я выходил из гаража, труп толстяка валялся на полу, с выколотыми глазами и стодолларовой купюрой во рту.

      Я вытер лезвие ножа и швырнул его в кусты. Меченый зашел в гараж, потом вышел оттуда и сплюнул.

      – Твою мать, Зверь.

      Он бросил на меня взгляд исподлобья и отвернулся.

      – Все. Поехали. Тебя домой, а мне еще пару дел провернуть надо. Я уеду из города ненадолго. Ворону скажешь, по его делам поехал. У меня там может не быть связи.

      Значит, еще одна девка, Ворон? Скольких же ты перетрахал тогда? И зачем имя сменил? Чтоб твой драгоценный отпрыск не нашел мамашу? А тот, как лох цветочки возит Самойловой на кладбище.

      Я вспомнил, как Ворон позвал меня к себе, когда дал задание убрать Палыча и, прикрыв дверь кабинета, кивнул на кресло. Весь такой холеный, пахнущий дорогим одеколоном, с сигарой в длинных пальцах. Плеснул виски в стакан и щелчком подвинул его мне.

      – У меня к тебе дело, Зверь.

      Конечно, у тебя ко мне дело, и, видать, грязное, если ты меня позвал. Ты всегда обо мне вспоминаешь, когда нужно запачкаться. Притом запачкаться аккуратно. Так чтоб понятно было кто, а доказать невозможно. Эдакая игра на узнавание, устрашающая тех, кто думает перейти дорогу Ворону.

      Сава подтолкнул мне конверт.

      – Там имя и деньги.

      – Сроки?

      – Вчера.

      Я усмехнулся. Что ж так сильно припекло? Наверняка связано с приездом его сына.

      – Понял.

      ***

      Я смотрел на окна трехэтажного старого дома и прикидывал, насколько незаметно могу проникнуть в квартиру на последнем этаже. Если начать ломиться в окно, то все эти бабушки-старушки, любезно растрепавшие мне душещипательную историю алкоголички Светланы Ильиной, сдадут меня ментам с потрохами. Оставалось попробовать войти через дверь. Если судить о том, что мне рассказали, то квартира старая и обветшалая. Сомневаюсь, что там навороченный замок, скорее всего старый совдеповский, легко вскрываемый шпилькой или отмычкой. Так будет намного меньше шума. Я дождался темноты, чтобы понять, есть ли кто в доме. Потому что у Ильиной,