Миражи в Лялином переулке. Елена Янге

страданий? – спрашивала я.

      – Нельзя, – отвечала мама. – Благополучие развращает человека, делает его слабей.

      Посмотрев в зеркало, я увидела мамины зелёные глаза. В них прятались грусть и мечтательность одновременно.

      Варька права, жизнь меня согнула. Я стала скукоженной рабой.

      От нечего делать я стала заплетать косички. Одну, другую… десятую.

      По-моему, ничего. Издали похожа на папуаску.

      Дневник лежал на тумбочке и притягивал взгляд. Хотелось описать сегодняшний день, свои переживания, раскрыть душу. Слегка поколебавшись, я подошла к шкафу и, разворошив бельё, засунула дневник под пододеяльник.

      «Так будет лучше, – решила я. – Письменные откровения может позволить себе только одинокий человек».

      Стоило об этом подумать, как послышался звук открывающейся двери. Моё лицо вытянулось и приняло испуганное выражение. Я опустилась на пуфик. Олег Александрович, не раздевшись, вошёл в комнату и сказал:

      – Спать будешь в большой комнате.

      Увидев мои косички, сморщился и добавил:

      – Глупая молодящаяся особа. В голове ни одной стоящей мысли, одна только похоть.

      Глава 8

      Я  лежала без сна и смотрела на тень, бежавшую по комнате. Вот она приблизилась ко мне и прошептала в самое ухо:

      – Не бойся.

      – Ты кто?

      – Твоя обида.

      Обида шумно вздохнула и приняла реальный облик. Она походила на даму из девятнадцатого века. Тёмно-синее платье обтягивало мощные грудь и бёдра, белый кружевной воротник подпирал дряблый подбородок, на голове красовалась затейливая причёска. Обида достала пенсне и, посмотрев на меня, задрожала от возмущения.

      – Подлец, – сказала она. – Неблагодарный эгоист.

      Поправив складки пышного платья, Обида направилась к столу и поставила на него старинный самовар.

      – Откуда он взялся? – удивилась я.

      – С собой принесла, – ответила Обида и, вытащив из ридикюля ажурные салфетки, добавила: – А ты поплачь. Слёзы для женщины – первое лекарство.

      Пригладив мои косички, Обида потрепала меня по волосам и пригласила к столу. Я встала с дивана. Разговаривать не хотелось, однако сочувствие дамы успокаивало.

      – Сколько женщин прошло через мужскую ревность, – вздохнула Обида. – Знаю я её – та ещё дамочка. В отличие от меня ревность смотрит на мир в подзорную трубу. Она делает маленькие предметы большими, а подозрения – истинами.

      – Литературно сказано.

      – Не я придумала – Сервантес. Слышала о таком?

      – Конечно. Это автор «Дон Кихота».

      – Вот-вот, он знал, о чём говорил. Стоит мужской ревности поселиться в голове, и всё. Никакими средствами не выгнать. Никакими.

      – Разве женской ревности нет?

      – Не о ней речь, – резко бросила Обида. Сжала узкие губы и продолжила: – Женская ревность ни в какое сравнение не идёт с мужской. Я её тоже знаю. Совсем не то. Она похожа на вздорную рыночную торговку. А мужская ревность – дама коварная. Она будет ходить за жертвой по пятам.