Разин Степан. Том 2. Алексей Чапыгин

что стал самовластным. Не дожидаясь моего указа, кинулся в море на них! – Шах указал рукой в сторону Серебрякова. – И думаю, хан мешал тебе, старик? Ты вел корабли, позорно бежал от сечи.

      – Великий шах Аббас, хан перед битвой отнял у меня власть, он сам приказывал битве. Я же, усмотря, что гибель кораблей неизбежна, увел три бусы, спасая людей.

      – Али Хасан, что еще сказать о хане? Меня замещал словом повелитель? Тебя, старого военачальника, сместил? За гордость свою был достойно наказан. И еще: он без моего ведома сносился с горцами – он опасен.

      Смутно понимая, что говорят о гилянском хайе, Серебряков склонил голову и левое колено.

      – Шах, гилянский хан сам напал на наши струги.

      Также прибавив слово «великий», толмач перевел.

      – Козаки, за хана гилянского не осуждаю вас.

      Выступил рыжий.

      Преклонив перед шахом оба колена, сняв мурмолку, затараторил по-персидски:

      – Великий государь всея Русии, великая, малыя и белыя, самодержец Алексий Михайлович послал меня, холопа своего, к величество шаху Аббасу челом бить, справиться о здоровье и грамоту от государя передать!

      – Встань и дай! Что пишет царь московитов ко мне, повелителю Ирана?

      – Погубит нас тот! – тихо сказал толмач Серебрякову.

      Мокеев услыхал.

      – Тебя, парень толмач, зависть берет?

      – Петра! Толмач правду молыт, я это чую…

      Шаху подьячий читал; бумагу по-персидски, начиная с величания царя:

      – «А чтоб не было розни между государствами и многой помехи торгу, то пишу я тебе, брат мой величество шах Аббас Второй: изымай ныне шарпающего твои городы вора атамана Стеньку Разина, дай его мне на расправу на Москву… Грабитель оный, Стенька Разин, столь же опасен как нашему русскому царству, такожде и тебе, величество, шаху подданным…»

      Шах накрыл бумагу; прекращая чтение, сказал:

      – Кто опасен мне – знаю, а что торговля падет, то не моя о том печаль! Мои подданные исправно платят подати, а иное – купцов заботы… Думаю я взять козаков в подданство; куда их селить – увижу!.. Хочешь, то передай это своему царю да скажи: указать мне не волен никто!

      Рыжий, свертывая бумагу, подумал:

      «Сей же день отписку: «В Посольском-де приказе дьяки нерадиво пишут – на письмо шах зол».

      Он поклонился, не надевая мурмолки, и не уходил. Шах был гневен:

      – Хочешь говорить? Скорей. И уходи с глаз!

      Рыжий ткнул свернутой грамотой в сторону Мокеева:

      – Величество, шах Аббас! Вот тот вор, дознал я, убил в Дербени твоего визиря Абдуллаха, братов его и сынов, а дочь, зовомую Зейнеб, имал ясырем, дал необрезанному гяуру, атаману вору, в жены!

      – Как, Абдуллах убит? – Шах повернулся к бекам.

      Те, склонив головы, молчали.

      – И вы до сих пор не известили меня о его смерти? Да… Теперь я знаю, беки, как ненавидели вы его, – он был горд с вами! Тот убил? Эй, вы! – Шах ткнул рукой в сторону Серебрякова с толмачом. – Отпускаю, мира с атаманом не будет! Того – гепардам. – Шах погрозил кулаком Мокееву и, крепче сжимая кулак, махнул слуге: – Спускай!

      Слуга,