Государыня. Александр Антонов

Умудренный жизнью, великий князь подумал, что в сей миг лучше уступить чаяниям послов и дочери, потому как, считал он, обручение не последний шаг к супружеству. И все-таки он посупротивничал:

      – Мы и впрямь готовы свершить обручение, а жениха-то нет.

      – Да есть же, есть, государь всея Руси, – воскликнул Заберезинский. – Вот пан Станислав Глебович, маршалок и дружка Александра. Он же и за жениха нареченного!

      – Коль так, у нас препон нет, – отозвался Иван Васильевич и спросил супругу: – Ты как мыслишь, матушка?

      – Вкупе с тобой, батюшка, – ответила Софья Фоми-нишна.

      Иван Васильевич велел Семену Ряполовскому внести обручальный перстень и крест для Елены. Все это было отдано Заберезинскому. Он же передал перстень Станиславу. В зале воцарилась тишина. Обручаемые вышли на середину залы. Заберезинский и Ряполовский увенчали их золотыми крестами. Но еще не исполнился обручальный обряд, не прозвучали слова «жених» и «невеста», как Елена ощутила в сердце боль, в глазах появилась печаль и навернулись слезы. Она знала причину того и попыталась превозмочь в себе острую слабость, обвела большими темно-карими глазами всех собравшихся в палате и остановилась, будто споткнулась, на лице молодого князя Ильи Ромодановского. Он смотрел на нее взором, полным страдания и неизбывного горя. Елене были ведомы причины его мук, они были сходны с ее муками. Оба они теперь были обречены нести эти муки и страдания, словно кресты на Голгофу.

      В эти минуты к Елене подошел митрополит Зосима и, слабеющей рукой осенив ее тяжелым золотым крестом, тихо сказал:

      – Да хранит тебя, дочь моя, на тернистом пути Пресвятая Матерь Богородица. Аминь.

      Он, будто прорицатель, увидел будущий тернистый путь княжны. Кроме Елены, слов митрополита Зосимы никто не услышал. Она же поняла их значение как предупреждение о том, что ей нужно готовить себя к тяжелой подвижнической жизни.

      После свершения обряда обручения, когда Елена стала невестой великого князя Литвы, было назначено время приезда послов за невестой и день свадьбы. Им передали договорные грамоты, одна из которых, о вероисповедании, стала камнем преткновения на всю жизнь великой княгини литовской. Потом состоялось торжественное застолье-пированье. Послам вручили богатые дары: меха, шубы, серебро и золото. Отдохнув денек от обильных трапез, избавившись от хмельного угара, литовские послы покинули Москву.

      Когда схлынула гостевая суета, в кремлевских палатах наступила размеренная, наполненная повседневными заботами жизнь. Православная Русь готовилась к празднованию Рождества Христова. Страсти, однако, бушевали подспудно.

      Как-то уже после вечерней молитвы Елена пришла в опочивальню Софьи Фоминишны и поделилась с ней своей душевной маетой. Ласкаясь к матери, которая сидела возле дышавшей теплом муравленой печи, Елена излила свою душевную печаль:

      – Матушка, сердешная, выслушай меня и помоги избавиться от тяжких дум, кои гнут к земле. Вот отдаете вы меня замуж за князя литовского,