Особняк на Соборной. Рунов Владимир Викторович

среди старых памятников, но когда нашли, потрясение невероятной силы охватило меня. В дальнем углу небольшого, по-французски ухоженного погоста, я увидела заброшенный холмик без имени и креста, сплошь покрытый ковром цветущих маргариток. Даже не спросив разрешения, я опустилась на колени и сорвала несколько кустиков. Они долго стояли на подоконнике моей парижской квартиры, всякое утро, поворачивая увядающие головки к восходящему солнцу…

      Я уже, кажется, говорил, что Яков Исаакович Серебрянский был похож на разведчика, как монах на околоточного. Улыбчивый, с младых лет лысоватый, рыхлый телом и объемный животом, он производил впечатление этакого разини-недотепы из старых одесских анекдотов: «Стук в дверь. Абраша отпирает и сразу под нос ствол:

      – Золото есть?

      – Да!

      – Много?

      – Пудиков семь…

      – Тащи все!

      – Раечка, золотце, иди до выхода, за тобой пришли…»

      Сэмэн, молчи!

      На самом деле, не дай Бог угодить под оперативную разработку Яши. В отношении Кутепова он предусмотрел, кажется все, кроме измочаленного сердца генерала. Оно и подвело, но Серебрянский сразу пресек паническую растерянность силовой группы, приняв единственно правильное решение. Он приказал «утопить» мертвое тело, но не в мутных глубинах ледяной Сены, до которой было два шага, не в загородных буреломах, где всегда шлялись охотники с гавкающими нервными сеттерами, а на густонаселенной городской окраине, под фундаментом конспиративного домовладения, погрузив сию тайну в неразгаданность.

      Яша считался в ОГПУ крупным специалистом по похищениям врагов, разрабатывая и осуществляя на предлагаемые сюжеты многоактовые «костюмные» спектакли. Причем часто в лучших традициях приключен ческой драматургии, будучи Станиславским и Немировичем-Данченко в одном лице. Безусловно, в нем наверняка умер выдающийся режиссер, и, кстати, не только в нем. А что делать? Политическая система хитро завлекала таланты наградами, званиями, подачками, окладами, ощущением всесилия, умело направляя одаренность в нужное ей русло, искусно манипулируя слабостями этой человеческой категории: непомерными амбициями и болезненным честолюбием, а в итоге возложив на этих совсем неординарных людей функции жестоких ищеек режима и изобретательных живодеров.

      Не случайно, когда возникла необходимость нейтрализации сына Троцкого, Льва Седова, операцию поручили Серебрянскому. Лев Львович требовался только с одной целью – «выудить» папу, который сразу после изгнания из СССР «понес» Сталина «по кочкам» со всем размахом своего публицистического дарования и неукротимой силой природной ярости.

      В 1930 году в Берлине выходит двухтомник Троцкого «Моя жизнь», где не жалея эпитетов и аргументов, он мажет генсека красками самых вонючих оттенков. И это во времена, когда восторженный народ тащит по праздникам через кумачовые площади гигантские изображения усатого вождя и самозабвенно