Верблюд (сборник). Рами Юдовин

день, и снова наступила ночь.

      Нам сообщили, что бедуины из Египта готовятся переправить на нашу территорию большую партию контрабанды: наркотики, сигареты. Мы расположились в засаде, ждём. Вдруг услышали выстрелы, разорвавшие тишину. Странно, контрабандисты не стреляют и по ним не стреляют, даже во время погони, от которой они уходят на своих мощных джипах.

      Мы поспешили на звук. Фонари выхватили из темноты нескольких перепуганных африканцев, оружия у них не было.

      Одна женщина что-то говорила и тянула нас за собой.

      Мы подошли вплотную к чужой территории. Совсем рядом наблюдательные посты египтян.

      Гильад первым заметил лежащего лицом вниз человека с зияющей раной на спине. Женщина металась, выкрикивала какие-то слова, похоже, она кого-то звала.

      Гросс перевернул тело несчастного и неожиданно вскрикнул от вида чудовищной картины. Мужчина прикрыл собой маленькую д евочку. Пуля из «Калаша» пробила сердце отца и шею его дочери.

      Мать билась в истерике, трясла девочку, хватала нас за руки. Но мы не могли вернуть жизнь ребёнку, а вот отнять её у взрослого – вполне в наших силах.

      – Их убили на нашей территории. Мы быстро сходим и вернёмся, – сказал Гросс лейтенанту.

      – Ты же знаешь, что нельзя, – ответил Гильад.

      Мы вернулись в сорванную засаду. Гросс угостил меня сигаретой, теперь можно и покурить. Хамсин ещё не кончился, но голова почему-то перестала болеть.

      – Зачем он убил их? – спросил я.

      – Не понимаешь? Сукин сын развлекался, он просто развлекался, – в глазах циничного Гросса блеснули слёзы, ведь он тоже отец маленькой девочки.

      Разговоров о беженцах я больше не слышал, несмотря на то, что все были правы.

      Йогурты

      Вот уже неделю не умолкал дождь. Скучные, пасмурные дни сменяли один другой. Постоянно хотелось спать, поменьше двигаться и не выходить из казармы. Уже в третий раз перечитываю Швейка, выбираю самые смешные отрывки из похождений бравого солдата. Через несколько часов снова придётся залечь в мокрой траве самарийского холма, дрожать от холода, вслушиваться в тишину и спрашивать себя: «Зачем я здесь?» Швейк бы ответил: «Чтобы защищать себя». Логично.

      Мне казалось, что кормили нас неплохо: мясо, овощи, питы, тхина, кофе, чай, какие-то крекеры. Однако не все товарищи были со мной согласны. Израильский резервист готов терпеть отвратительную погоду, недосып, сырость и даже насморк, но только не плохое питание.

      Недовольство приняло форму стихийного бунта.

      – Я уже покакать два дня не могу, пытаюсь, тужусь, но ничего не выходит. Без кефира

      у меня запор, – жаловался Шмулик.

      – Не желаю видеть вашу пресную, ашкеназскую еду. Трудно куркумы, базилика, паприки в салат добавить? Как вы, убогие, живёте без острого, красного перца? А где петрушка, где кинза?! – орал смуглый Меир.

      На крики сбежалась вся база, некоторые оставили наблюдательные посты.

      – Уже три дня сидим без «милки», «джели», даже шоколадную пасту стали