Балапан, или Как исчез из России один народ. Victor Ekgardt

он сильно надеялся развести костер и согреться. Всю ночь он продрожал и не сомкнул глаз, как ему казалось, но ночь прошла как-то быстро, значит, все же сомкнул.

      Взошло солнце, такое яркое, на небе ни облачка, но холод был собачий. Солнце, поднимаясь все выше и выше, согревало землю и вместе с ней заблудшего маленького человечка. Он достал те несколько спичек, которые сушил у груди, и попробовал зажечь – не удалось, пришлось еще немного подождать с теплом. Он разложил свое сокровище под лучи солнца и, сев на корточки, не мог взгляда отвести от них, ожидая, когда же они высохнут и обретут свою утраченную способность. Ждать пришлось долго, никаких видимых изменений с ними не происходило. Чтобы скоротать время и как-то согреться, он решил осмотреть свои владения. Ничего пригодного в пищу ему найти, разумеется, не удалось. Правда, далеко-далеко показалось стадо сайгаков. Но их и с ружьем трудно добыть, не то чтобы со ржавым и тупым ножом. Он вернулся в свое убежище и предпринял отчаянную попытку развести огонь, и ему это удалось. Дров было в округе не то чтобы в изобилии, но вполне достаточно, чтобы поддерживать огонь.

      Наконец он согрелся. Две стенки сзади и тепло огня впереди создали уютный микроклимат. Он сушил свою телогрейку, при этом чуть не спалив ее; поеденную молью шаль, все свое достояние, которое стало для него символом тепла и уюта. Соорудил какое-то подобие крыши из всех имеющихся подручных средств, и стало совсем тепло. Саксаулы, на удивление, горели жарко и долго. Ему удалось с корнем вытащить один довольно толстый ствол, который, сгорая, щедро дарил свое тепло. По мере сгорания ствола, которое началось от середины, Роберт подвигал концы его в костер и наслаждался теплом. У него еще была вода в бидончике, хотя и мутная, но, отстоявшись, стала вполне пригодной для питья. Его мучал только голод, и муки эти были нестерпимы.

      Солнце, завершив свою привычную прогулку, скрылось за горизонтом, за тем горизонтом, откуда и начались все несчастья. От этого нежеланного горизонта Роберт был далеко, как, впрочем, и от желанного.

      Ночь прошла в тепле. Роберт спал глубоко, erholsam[9], ему приснилась мама, она его приглашала к накрытому столу, к завтраку. Огромная сковорода с жареной на сале картошкой стояла на столе. Горячий, только что испеченный хлеб еще дымился, накрытый полотенцем; теплое парное молоко в крынке стояло рядом, молоко от только что подоенной коровы по имени Марта, их кормилицы. Была еще уха из осетровой головы, Кartoffelundklimp, Кrautundbrei[10]… Во сне он пытался подсказать маме, зачем все подавать за раз, к завтраку, надо бы еще оставить и на ужин, и на завтра, но мама его не слышала, а несла и несла все на стол. Он так не желал просыпаться, так не хотелось из сытого сна возвращаться в голодную явь. Ему снился, или это было на самом деле, еще и волчий вой. Проснувшись, он осмыслил происходящее с ним и пришел к весьма плачевному выводу: он голодный сам, не ел уже несколько дней, а рядом где-то, возможно, пока еще только возможно, такие же голодные

9

Отдохновенно.

10

Названия блюд: картошка с галушками, капуста с пюре (картофельным).