Кубок орла. Константин Шильдкрет

забулькала в горле, разлилась по нутру жгучим, сладостным теплом.

      – Теперь так, – усмехнулся Петр. – Теперь вижу, что истинный казак предо мною… Налей ему еще за батюшку моего Алексея Михайловича и за гетмана Богдана Хмельницкого, уберегшего Украину от польской кабалы.

      – Хай им обоим двум на том свете легонько икнется, – поклонился казак и осушил второй кубок.

      Ему стало совсем вольготно. Полузакрыв глаза, не дожидаясь уже вопросов, он медленно, точно напевая знакомую песенку, принялся выкладывать все вины Мазепы:

      – …И рады тайные собирает тот гетман. И жалуется на многие утеснения. Ему и царь Алексей Михайлович сучий сын…

      – Ну, ты!.. – прицыкнул Шафиров.

      Но Петр остановил его строгим жестом: «Не мешай, дескать, пускай все выбалтывает».

      – И Петр Алексеевич ему, – продолжал казак, – быдло. Сковтнули, балакает гетьман, москальские цари, трясьця их матери, Украину нашу. Не Украина стала, а боярская вотчина…

      Хмель постепенно рассеивался, голова свежела. Яценко уже отдавал себе отчет в каждом слове. Большие глаза его время от времени вспыхивали колючими огоньками.

      Шафиров сидел за спиною гостя и записывал все, что он говорил.

      – Я казак, мне на чины и славу – тьфу! Байдуже я соби[1], была бы горилка да воля. Я от щирова сердца кажу: не нужен нам Карл! Хай он сказытся, басурман.

      Яценко встал и перекрестился:

      – Мне не веришь – отцу Никанору поверь, полтавскому священнику отцу Ивану Святайле и полковнику Искре[2] поверь, неначе, задумал гетьман поддаться под шведскую руку! – Его охватил жестокий гнев. Он сжал кулаки и, увлекшись, занес их над головой государя: – Нету нашей воли казацькой под Карлой ходить! Тебе, православному царю, служить будем.

      Он умолк. Петр, стараясь казаться бодрым, спросил:

      – Все?

      – Все, ваше царское величество.

      – Спасибо тебе и на том, казак.

      В дверь постучались. Непрестанно кланяясь и истово крестясь, на пороге показался иеромонах.

      – Никанор? – холодно встретил его царь.

      – Аз есмь смиренный…

      Монах потянулся к руке государя. Но Петр отстранился, шагнул к противоположной двери.

      – Довольно. Наслушался! Завтра будет твой черед.

      Ни на кого не глядя, он выбежал из терема. Никанор с мольбой уставился на Шафирова. Прием, оказанный ему, ничего доброго не сулил. Недаром ему не хотелось ехать в Москву, да еще с простым казаком Яценкою. Отец Никанор был человек расчетливый, осторожный, терпеть не мог опрометчивых поступков. Разве в том честь, чтоб на рожон лезть? Вот и дождался: едва переступил порог, а его уже гонят, как последнего холопа. Хоть бы к рясе уважение какое имели… Нет, зря, зря впутался он во всю эту историю!

      Запершись у себя в опочивальне, Петр крепко задумался. Сомнения одолевали его. Яценко сначала представлялся ему парнем-рубахой, неспособным на ложь, потом, припоминая его улыбку, настороженные взгляды, слишком уж дерзкие речи, он вдруг понял, что перед ним скоморошествовал

1

Безразлично мне.

2

Искра Иван Иванович (1647–1708) – полтавский полковник, родственник и сподвижник Кочубея, казнен вместе с ним.