Жребий брошен. Людмила Шаховская

оставшееся поместье. Я здесь совершенно одна.

      – А твой муж?

      – Он пьяница. Я его ненавижу.

      – Я не знала, что у моей матери была сестра…

      – Милая Рубеллия, расскажи мне все, что знаешь о своей матери… история приключений моей тетки очень таинственна.

      – Я знаю мало, кузина… а как твое имя?

      – Фульвия.

      – Матушка или дед… не знаю, кто отдал меня в семью чужих людей… вероятно, дед, потому что он очень капризен и сердит. Его все боятся в округе его виллы. У него толпа слуг-гладиаторов, которые его охраняют и наводят ужас на окрестности. Матушка вышла замуж против его воли, а потом умерла. Я была отдана, как отвергнутая, рыбачке-кормилице и выросла в деревне, не подозревая в себе члена рода сенаторов до тех пор, пока мой Публий не полюбил меня. Тогда дед приказал одному из своих любимцев открыть Публию мою тайну, чтобы он женился на мне. Дед ради Публия сжалился надо мной и простил мою мать.

      – Бедняжка! Ты была отвергнута дедом?

      – Да. Меня прозвали в деревне Амариллой, что значит вместе любовь и горечь[2]… Я – дитя любви и горя, «дитя горькой любви».

      – А я – жертва горя. Никто меня не любит, а за что, не знаю. От меня все отворачиваются, клевещут… О, кузина! Не сближайся с гордячками аристократками!

      – Я сама боюсь их.

      – Нет для меня богов, Рубеллия, на Олимпе, потому что они не вступаются за меня… у Юпитера притупились и охладели молнии для моей защиты.

      Фульвия произнесла это с пафосом, желая непременно овладеть сердцем наивной провинциалки, что ей и удалось.

      – Ты страдаешь? – спросила Амарилла с участием. Фульвия глубоко вздохнула.

      – У меня есть только один бог, кузина, – сказала она тоном невинной страдалицы, – этот бог во мне самой и один помогает мне – моя собственная энергия.

      – Собственная энергия! – произнесла Амарилла с удивлением. – Это слова моей матери, ее завет мне, она это сказала, провожая меня сюда.

      – Как? Твоя мать жива? – воскликнула Фульвия.

      – Кузина!.. Ах!..

      – Ты проговорилась о семейной тайне… но успокойся, милочка!.. я не выдам… ты страдаешь, страдаю и я… разве одна страдалица не близка другой? – всегда близка. Кто несчастен, тот должен открыть свою душу несчастливцу, потому что баловень судьбы, осыпанный всеми благами, не поймет его, а страдалец страдальцу руку подаст.

      – Да, кузина, это справедливо. Но почему все отвергают тебя?

      – У меня дурной муж.

      – Отчего же ты не разведешься?

      – У меня есть дочь, я не могу покинуть мое единственное детище, притом же я не настолько красива и богата, чтобы надеяться на хорошую партию, да и кто ж возьмет меня – жену Клодия! Кузина, не отвергай меня! Ты, я вижу, добрая, не отвергнешь?

      – Я с моей стороны не имею ничего против тебя, кузина Фульвия, но если мой муж…

      – Мы с ним поладим, я уверена… возобновим же беседу о родне… все говорили, друг мой, что твоя мать умерла в Греции.

      – Нет, кузина. У нас в округе говорили, что утонула, купаясь на вилле своего отца.

      – У

2

Amare – любить, amarus – горький.