Бенефис. Евгения Палетте

Ей надо пройти двести. Каждая – как восхождение к профессии, к людям, к себе. Вот уже тридцать лет большая часть ее жизни проходит на улицах, в коридорах, на лестницах, в приемных покоях. в чужих квартирах. В каждой – жизнь: своя, другая, отличная от всех. И эта жизнь в какой-то момент становится и ее жизнью.

      «Дзинь-дзинь» – звенят не то ампулы, не то привязанный к ноге колокольчик. «Дзинь-дзинь!»… «Должно быть, хлористый или глюкоза, – с опаской думает Мячикова, – надо переложить». «Дзинь-Дзинь…». «Сотрясение, кома, – вспоминает Лизавета Петровна. – Не может быть, чтобы от коленки…». На мгновенье перед глазами появляется объеденная рыбка и тут же исчезает. «Шестой», – читает Мячикова на стене. И радостно вздыхает. С облегчением, как бы. Шестой этаж. Осталось четыре. И снова весело звенит на ноге колокольчик: «дзинь-дзинь». Одна за другой скатываются вниз ступени. Еще одна, последняя, превращается в плоскость десятого этажа. Теперь – маленькая, выходящая на улицу, переходная площадка, где нужно повернуться вокруг своей оси и толкнуть дверь влево. К квартирам. Сороковая – её.

      – Мы ждем вас уже целый час, – громко и зло сказало стриженое существо, открыв дверь.

      Что-то домашнее, многослойное, не поддающееся квалификации, надежно скрывало все, что могло бы помочь определить пол того, что стояло напротив.

      – А почему не на лифте? – спросило стриженое существо.

      Мячикова, как всегда, медлит. Она знает, как рождаются конфликты. Надо чуть-чуть переждать. Присмотревшись, поняла: это была просто женщина, не старая еще женщина, лет пятидесяти семи, – женщина, слегка забывшая об этом. А напомнить было, видимо, некому. Некогда зеленое, трикотажное платье, превратившееся теперь в стираную хламиду, не то чтобы висело на ней, но развевалось, как флаг.

      – Что случилось? – довольно учтиво спросила Мячикова после некоторой паузы, имея в виду беспокойство, проявляемое Хламидой.

      – «Что случилось?», – повторила, словно передразнила, Хламида. – Вам надо, чтобы что-нибудь случилось?

      Она уставилась на Мячикову, не двигаясь с места.

      – Ну и что вы приехали одна? А грузить кто будет? – отчасти прояснило Зеленое Платье суть своего раздражения.

      Внутренне съежившись от этого «грузить» Лизавета Петровна промолчала.

      – Да вы ее до лифта не дотащите, – повысила голос Хламида и почему-то вспомнила подробность: – А она – Ветеран Труда!

      – Лифт не работает, – объяснила Мячикова, уже входя в квартиру и прикрывая за собой дверь.

      Немая сцена, которая продлилась с минуту, могла бы означать и крайнее удивление со стороны Хламиды и озадаченность со стороны Мячиковой. Но ни того, ни другого никто осознать не успел.

      – Приехали, приехали, – заверещал, вбегая в прихожую, мальчишка лет четырех, как потом оказалось – внук женщины в зеленом.

      «Приехали, приехали», – завиляли хвостами болонка с таксой, устремляясь в комнату, где лежала больная, которую