Черное эхо: Эдем. Maria Kowalsky

и тестов. Невысокий и уже лысеющий, доктор носил очки в тяжелой оправе, и этот аксессуар словно делал его еще ниже. – Вы замкнулись в себе, мистер Маркус, и не хотите раскрываться.

      Маркус молча смотрел на него исподлобья, сидя напротив. Возражать доктору не хотелось – было лень говорить. Динков воспользовался этим, чтобы вывалить на пациента ворох своих заключений:

      – С психическим здоровьем все в порядке – вы на редкость уравновешены, и я даже не представляю, что можете выйти из себя и разозлиться. Но вот что касается проблемы с потерей памяти – тут все несколько сложнее. Нет-нет, вы здоровы, не волнуйтесь на этот счет. Но у меня создалось четкое ощущение, что вы не можете вспомнить прошлое только потому, что не хотите вспоминать.

      Маркус недоверчиво посмотрел на него:

      – А зачем же тогда я сюда прихожу каждые две недели?

      – Так бывает, когда в прошлом есть какая-то сильная травма, – Динков закрыл папку с данными о пациенте, поправил очки и быстро улыбнулся. – Я подозреваю, что ваш случай именно из таких. Вы пережили что-то настолько травмирующее психику, что ваш мозг предпочел закрыть воспоминания об этом случае, чтобы избежать более серьезных проблем, вроде нервного срыва, а то и попытки суицида.

      – Но разве подобные травмы нельзя выявить всякими тестами? – Маркус махнул рукой на висевший на стене плакат с изображением чернильной кляксы – теста Роршаха. – Существует же масса способов извлечь воспоминания, запрятанные даже очень глубоко, разве нет?

      – Повторяю, мистер Маркус – я так думаю, что вы пережили нечто очень травмирующее, и ваш мозг просто заблокировал этот участок, – настойчиво сказал Динков. – А вместе с ним под блок попали и многие другие воспоминания из вашей жизни. Но также я уверен, что это пройдет со временем, вам только не надо торопить события.

      – Ладно, – тяжело выдохнул Маркус, опустил голову. – И много обычно уходит времени?

      – Месяцы, – отозвался негромко Динков. – Иногда годы.

      – Понятно, – Маркус встал, одернул рубашку. – Спасибо, доктор. До свидания.

      – До свидания, мистер Маркус, – доктор смотрел с участием и почему-то часто моргал, напоминая сову. – Не отчаивайтесь, прошу вас.

      В коридоре он сел на скамейку и уставился невидящим взглядом в светло-зеленую стену напротив, ероша короткие волосы. Слова доктора Динкова совершенно не утешали его – жить без прошлого было все сложнее. Маркус чувствовал себя акробатом, вышедшим прогуляться по канату под куполом цирка, и неожиданно обнаружившим, что страховки нет, и по канату он идет только на свой страх и риск.

      Он закрыл глаза и постарался выровнять дыхание, чтобы привести мысли в порядок. Мимо неторопливо прошла женщина – он понял это по донесшемуся аромату ирисов – и Маркус открыл глаза и посмотрел на нее, сам не понимая, почему отвлекается от концентрации.

      – Нет, Виктор, я больше не могу ждать, – произнесла женщина, остановилась, держа телефон. Фыркнула насмешливо. – Ты издеваешься, да?

      Она стояла спиной