Дороги и перекрестки. Антология

жизни. Иссохшие морщинистые руки будут листать календарь, и вспомнить не о чем почти.

      Как хочется в дождь сесть у окна и успокоить ветер, бормоча невнятно волшебные слова на санскрите. Молитвы. Мне жаль тебя до слез. Все будет так, как мы запишем себе в тетрадь, в блокнот.

      Вечереет, я наблюдаю за тем, как из шума рождается тишина. Среди подушек и одеял слез никогда не будет видно. Спокойно играет музыка без слов. Так нежно я опять рисую тебя без кисточки и акварели, легкими штрихами фраз, оплетая паутиной букв. И жду, когда же зацветут вишни и упадут небеса, омыв сады сладкой водой.

      Дождь пройдет. И мы будем гулять по ночному городу, совсем отвыкшему от сна, по мерцающему бульвару, а потом по парку, дышащему легендой о любви Лейли и Мейджуна, и, стоя у каменной беседки, ловить мудрый взгляд Низами Гянджеви.

      А позже ты уйдешь в зазеркалье, безмолвно с какими-то другими людьми. Может быть, вернешься, когда не знаешь.

      Ты изредка будешь навещать меня, потом опять уходить. Я жду по привычке. Ты всегда осуждал меня за это, как и все: «Нужно не ждать, а действовать и жить».

      Люди ожидают через два года конца света, а я не понимаю, чему должен прийти конец, глупо, но я никогда не видела ни света, ни тьмы.

      Представляешь, я сказала об этом старику у храма Святого Клементия (наверное, ты еще помнишь его), а он озадаченно посмотрел на меня и ответил: «Конец света означает, что не будет вас».

      Такого же не бывает, ты вот ушел, но все равно не перестал существовать, так же будет и со мной.

      И не будет ни гула, ни тишины?

      Ничего и никого не будет.

      И Бога не будет?

      Бог всегда будет. Но он превратится в ничто.

      В ничто? В безличное, в неживое, в отрицание всего.

      В нашем доме накопилось много пыли, непригодных, ненужных, но неприкасаемых вещей: музыкальный кассетный проигрыватель – у меня нет для него кассет, твои поношенные рубашки, выглаженные, сложенные ровной стопкой в платяной шкаф, – их никто больше не наденет, икона Андрея Первозванного – у нас с тобою разные боги, гостевые тапочки – этот дом уже давно не видит гостей.

      «Ничто становится «нечто» – донесется твой мягкий голос, едва касающийся моего слуха.

      Я возьму твои книги, тексты которых заучены мной наизусть, и буду перечитывать их в темноте с закрытыми глазами.

      «Все вещи происходят из естественных законов. Многие тысячи лет назад люди уже складывали свою гармонию и качества. И они приходят опять еще учиться, от всяких проявлений».

      У меня нет ничего, но мне ничего не нужно, я не жду.

Крошки

      Растопить в весенних лужах кусочки счастья и надежды, под дождевыми каплями размягчиться и остыть, вымокнув до ниточки. Крошечки. Маленькие ручки тянутся ко мне, беспомощные, детские. И главное сейчас – успокоить и успокоиться. А дальше будь что будет.

      Ты кричишь и прячешься от посторонних взглядов, в светлой комнате, в кроватке, как когда-то в утробе матери. Сжимаешь крепко кулачки, приникаешь к родной груди, а потом засыпаешь у меня на руках.

      Ты очень серьезен.