Замурованная царица. Иосиф в стране фараона (сборник). Даниил Лукич Мордовцев

от свечи богини

      Наступил, наконец, ожидаемый вечер. Солнце, безжалостно накалявшее в течение дня и гранитные колонны храмов, и головы молчаливых сфинксов, и глиняные хижины бедняков, нижним краем своего огненного диска коснулось обожженного темени высшей точки Ливийского хребта, когда в воздухе пронесся резкий крик орла, спешившего в родные горы, и вывел из задумчивости старого Пенхи.

      – Пора, дитя мое, – сказал он внучке. – Скоро на небе покажется то, чего мы ждем.

      Они пошли по направлению к гигантским статуям Аменхотепа, которые отбросили от себя еще более гигантские тени до самого Нила и далее. Скоро солнце выбросило из-за гор последний багровый свет в виде рассеянного снопа лучей, и над Фивами легла вечерняя мгла. В то же мгновение на небе, над Ливийскими горами, блеснул золотой серп нарождающегося месяца. Он так отчетливо вырезался над бледнеющим закатом, что, казалось, висел в воздухе над самыми горами пустынной Ливии. В воздухе зареяли летучие мыши.

      Улицы и площади города, за несколько минут до этого столь шумные, быстро начали пустеть, потому что около тропиков ночь наступала почти моментально, и движение по неосвещенному городу являлось более чем неудобным.

      Но вот и пилоны храма богини Сохет.

      – Где начало вечности? – спросил чей-то голос наших спутников.

      – Там, где ее конец, – отвечал Пенхи.

      Это был условленный пароль. От одного из пилонов отделилась темная фигура.

      – Следуйте за мной – богиня ждет, – сказал тот, кто стоял у пилона.

      – Верховный жрец богини, святой отец Ири, – пробормотал Пенхи в смущении.

      – Я его младший сын и посланец.

      Все трое вошли во внутренний двор храма. Хену испуганно схватила старика за руку.

      – Богиня глядит, – прошептала она.

      Действительно, из мрака тропической ночи выступала, отливая фосфорическим синеватым светом, львиная голова странного божества. Голова в самом деле глядела живыми львиными глазами.

      Пенхи невольно упал на колени: он еще никогда не видел ночью богиню Сохет.

      Пенхи суеверно молился страшному божеству. Хену стояла с ним рядом и дрожала.

      – Божество милостиво: только чистому существу оно открывает свой светлый лик, – сказал тот, который называл себя младшим сыном верховного жреца Ири. – Встань, непорочное дитя, иди за мною.

      – Я с дедушкой, – робко проговорила Хену.

      – Конечно, с дедушкой. Идите, верховный отец наш ждет Пенхи и его внучку Хену.

      Все трое пошли направо, где находилось помещение верховного жреца. Оно было ярко освещено массивными восковыми свечами в высоких канделябрах. На небольшом бронзовом треножнике курилось легкое благовоние.

      Верховный жрец встретил пришедших ласково.

      – Какое прелестное дитя! – сказал он, подходя к Хену. – Как тебя зовут, маленькая красавица? – ласково спросил он, гладя курчавую головку девочки.

      – Хену, – отвечала она, нисколько не сробев: старый толстяк показался ей таким добродушным дедушкой.

      – А сколько тебе лет?

      – Двенадцатый, а потом пойдет тринадцатый.

      – Ого,